Проклятие Кантакузенов - Владимир Александрович Андриенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Войку! — сказал де Генин. — Вот «вурдалак» истинный.
— Не думаю, Карл Карлович.
— Но кто тогда?
— Кого я только не подозревал. Тебя вот даже виновным в сем деле видел. Многое показывало на твою причастность. И Тарле мне показался странным. Он мне Тишку тогда нашел. И тот Тишка умер на следующий день.
— Сам нашел и сам убил? — спросил де Генин. — Зачем? Он Тишку доставил, а затем, побоявшись того, что он скажет, велел убить? Ерунда сие.
— Возможно, Карл Карлович, он запутать меня хотел. Дабы я сим Тишкой занимался. А в Архангельском, когда я в первый раз очнулся, после того, как посетил колдовской алтарь, кто мне про смерть Карпова сказал? Тарле! Конечно, потом он все отрицал. Дескать, мне все привиделось.
— Но тебе в том состоянии могло и показаться.
— Кто знает, сударь? Может так, а может и нет.
— Степан Андреевич, для начала нам с Матреной твоей поговорить стоит. Давно она при твоей жене состоит?
— Давно. Я еще не женился, а Матрена была при Елизавете Романовне…
***
Хроника событий: января, года 1733-го от Рождества Христова.
Москва.
Канцелярия юстиц-коллегии.
Статский советник Зотов Иван Александрович приказал господину Тарле, коллежскому асессору отправиться в Архангельское и тщательное расследование инцидента с воскресшим управителем учинить.
— Коли Волкова нет, то тебе и делать сие.
— Но я совсем недавно из Архангельского вернулся, господин статский советник.
— Но слухов зловредных не пресек ни ты, ни Карпов, ни сам Волков. Упокоили управляющего барского. И вы были тогда в имении!
— Не я, господин статский советник. Я в те поры уже был в Москве.
— А после того, что сообщил капитан-исправник, надобно там сыск учинить. Волкова нет. Стало ехать еще раз!
— Я там едва голову не сложил в прошлый раз.
— На то ты и чиновник, дабы на государевой службе рисковать. Нам надобно правду знать.
— Но для продолжения следствия нам надобно дождаться возвращения господина Волкова. Он именно по сему делу в поездку и отправился.
— Нам некогда ждать возвращения господина Волкова, Иван Карлович. Знаю я как в имении своем гостить. Сначала баня и пир, а утром похмелье. Затем охоты на зайцев. Сколь ждать его будем? Ехать нужно немедленно, дабы слухи пресечь, которые могут иметь распространение. До Москвы от Архангельского недалеко. А сего допустить нельзя.
— Но мы ведем следствие!
— Долго! Повеление было высочайшее расследовать скоро и со всем тщанием! А сколь времени прошло? И скажет государыня, что мы рвения к службе не имеем! А сие вредно для карьера моего и твоего такоже, сударь!
— Не думаю…
— А ты и не думай, Иван Карлович! Выполняй приказ! В Архангельском все слухи пресечь! С тобой поедут пять полицейских чинов. Из имения никого не отпускать! Пусть все холопы там и сидят до окончания разбирательства!
— Стало быть, не следствие вести, а следить за тем, чтобы слухи не поползли? Так? — спросил Тарле.
— Нет, не так! Ты, господин коллежский асессор, следи за языком! С кем говоришь? Я статский советник! Я начальник канцелярии! Ехать тебе немедля! И еще одно!
— Что, ваше высокоблагородие?
— С тобой поедет Дурново.
— Как?
— Коллежский регистратор Дурново отправится с тобой в Архангельское! Порфирий немалый опыт имеет.
— Но…
— Поедет! — сказал Зотов.
— Дак мешать токмо будет!
— Не говори такого при нем. Весьма обидчив бывает Порфирий Кузьмич. И более об сем толковать нет надобности! Я отдал приказ!
Тарле понял, что спорить бесполезно и сказал:
— Все исполню, ваше высокоблагородие.
— Вот так оно лучше. А то спорить все мастера. Кто же дело станет делать?
— Я отправляюсь в имение Кантемиров, ваше высокоблагородие!
— С богом!
Он откланялся и вышел из кабинета начальника канцелярии…
***
Хроника событий: января, года 1733-го от Рождества Христова.
Знаменское.
Имение Волковых.
Распорядительница покоев барыни жила в имении на положении хозяйки. Господа наезжали только летом, а зимой кто станет в древне сидеть? Зимой дворяне на Москву подавались к балам, раутам, маскарадам. Тем более что и императорский двор проживал ныне в Москве.
Вот и командовала она дворней, и все её слушали. Ведь имение барыне принадлежало, а, стало быть, Матрёна, доверенная Елизаветы Романовны, была выше иных.
И вот приключилась напасть. Барин со своим гостем желают с ней говорить. Сразу уразумела она, что разговор будет не такой простой. С чего это не знает муж, где его жена обретается? Может ссора между ними вышла?
Приказчик Семен так и зыркает глазами. Давно он точил зубы на Мартрену.
— Барин тя видеть желает, — нагло сказал он, скаля зубы.
— Дак уже передали мне приказ. Как из бани оне выйдут, я приду.
— Видать кончились твои деньки, Матреша?
— С чего вдруг?
— Барин не просто так зовет тебя. Может и не быть тебе здеся главной.
— Барыня меня назначила. Она и снимать станет, коли угодить не смогу. А без барыни никто меня не тронет.
— Иш смелая какая. Али слово барина тебе не в указ?
— Дак я барыне принадлежу, как и ты. И она здесь хозяйка. А барин токмо муж ей. Ныне же они видать не в ладах.
— Оно может после разговора твоего с барином, мне быть здеся первым. А тебя на Москву.
— Чего я там не видала? — спросила женщина.
— Барин те скажет, чего.
Семка оно конечно болтун и враль. Но ныне Матрена испугалась допроса. А коли и вправду её на Москву на правеж заберут? Ведь могли некие слуги на неё наклепать всякого. Не она ли вчера приказала выдрать ленивого Агашку? А язык у него без костей. Да и мать Агашкина Ефросинья зло затаила — змеюкой смотрит.
В кабинете у барина Матрена спросила:
— Не могу взять в толк, барин, али ты мне верить перестал?
— С чего взяла сие? Мы говорить с тобой хотим.
— Но слуги в дому иное шепчут.
— Матрена, твоя барыня пропала.
— Не могла Елизавета Романовна пропасть.
— Но где она? В Москве её нет. Писала она мне, что сюда отправилась. Но и здесь её нет.
— Мне ли холопке знать про сие? Как барыня порешила, так тому и быть. Про то не меня спрошать стоит, но барыню Елизавету Романовну.
Степан посмотрел на де Генина. Толку не будет от сего допроса. Но доктор сдаваться не собирался.
— А скажи мне, Матрена, давно ты барыню свою знаешь?
— Что сказать изволили?
— Давно ли ты барыню свою знаешь? — повторил вопрос доктор.
— Дак много лет уже.
— Много это сколько? Двадцать?
— Точно не упомню. Но двадцать должно быть,