Мореплаватели XVIII века - Жюль Верн

Дю Клемер немедленно принял на себя командование; благодаря его энергии удалось избежать еще больших потерь.

С «Маскарен» снарядили баркас и направили на поиски катера Мариона и сопровождавшей его шлюпки; одновременно морякам был отдан приказ предупредить все лагери и направиться на помощь самому отдаленному – мастерской, где изготовлялись мачты и реи. На берегу, вблизи от деревни Такури, были обнаружены две шлюпки; вокруг них толпились туземцы, растаскивавшие их на части после того, как расправились с матросами.

Не задерживаясь для попытки отобрать шлюпки, офицер всячески торопил своих спутников, чтобы вовремя добраться до мастерской. К счастью, туземцы еще не успели напасть на лагерь. Все работы немедленно прекратили, собрали оружие и инструменты, зарядили ружья, а предметы, которые нельзя было унести, подожгли вместе с бараком.

Затем французы отступили, сопровождаемые многочисленными группами новозеландцев, повторявших зловещие слова: «Такури мате Марион» («Такури убили Мариона»). Так прошли два лье; на отряд из шестидесяти моряков туземцы не решились напасть.

Когда французы достигли баркаса, дикари приблизились, Крозе распорядился, чтобы сначала погрузились матросы, имевшие какую-нибудь ношу; проведя на земле черту, он дал знаками понять туземцам, что первый, кто ее переступит, будет изрешечен пулями. Затем он отдал приказ всем взойти на баpкac; вид тысячи островитян, беспрекословно повиновавшихся, несмотря на все их желание броситься на ускользавшую добычу, представлял собой захватывающее зрелище.

Крозе вступил на баркас последним. Едва он на нем очутился, как раздался боевой клич и со всех сторон полетели дротики и камни. Угрозы сменились враждебными действиями, и туземцы вошли в воду, чтобы лучше целиться в противников. Так как Крозе не оставалось ничего другого, как продемонстрировать несчастным туземцам превосходство своего оружия, он отдал приказ открыть огонь. Маори,[130]видя, что их соплеменники, как будто ничем не пораженные, падают мертвыми или ранеными, застыли в оцепенении. Наверное, они были бы все перебиты, если бы Крозе не распорядился прекратить стрельбу.

Больных доставили на корабли без всяких происшествий, а моряков в складском лагере, получивших подкрепление и державшихся все время настороже, никто не беспокоил.

На следующий день туземцы, жившие в большой деревне на острове Матуаро, попытались помешать матросам набирать воду и заготавливать дрова. Тогда французы двинулись на них со штыками наперевес и преследовали до деревни, где они укрылись. Слышались крики вождей, призывавших туземцев на битву. Как только французы подошли на расстояние пистолетного

выстрела от ворот деревни, они открыли огонь и целились так метко, что первыми жертвами стали вожди. Островитяне, увидев их сраженными, обратились в бегство. Человек пятнадцать французы убили, остальных вынудили броситься в море, а деревню сожгли.

Нечего было и думать о доставке на берег великолепных мачт, изготовленных из сосен, свалить которые стоило такого большого труда; для замены мачт пришлось ограничиться запасом бревен, имевшимся на кораблях. Что касается доставки семисот бочек воды и семидесяти саженей дров, необходимых для дальнейшего плавания, то единственный оставшийся баркас мог выполнить эту работу не меньше чем за месяц.

Все же судьба капитана Мариона и сопровождавших его людей не была окончательно ясна. Хорошо вооруженный отряд направился к деревне Такури.

Деревня оказалась покинутой. В ней обнаружили лишь несколько стариков, не имевших сил последовать за бежавшими соплеменниками и теперь сидевших у дверей своих хижин. Французы хотели их захватить. Тогда один из них с совершенно спокойным видом ударил солдата дротиком. Старика убили, но остальных не тронули и оставили в деревне. Все хижины тщательно обыскали. В том месте, где находился очаг вождя Такури, нашли человеческий череп; голова была зажарена всего несколько дней тому назад и на костях сохранилось еще кое-где мясо со следами зубов людоедов. Обнаружили также на три четверти съеденный кусок человеческого бедра, насаженный на деревянный вертел.

В одной из хижин увидели рубаху, принадлежавшую несчастному Мариону. Ворот рубахи был весь залит кровью, а на боку виднелись три – четыре дыры, также с кровавыми пятнами по краям. В других хижинах подобрали часть одежды и пистолеты молодого Водрикура, сопровождавшего командира, вымпел катера и кучу рваного обмундирования злосчастных матросов.

Увы, сомневаться больше не приходилось! Составили протокол о смерти погибших моряков, и дю Клемер пересмотрел бумаги Мариона, чтобы установить, каковы были его планы дальнейшего плавания. Он обнаружил только инструкции, данные правителем острова Маврикий.

Был собран военный совет, и ввиду плачевного состояния кораблей решили отказаться от поисков новых земель и направиться к островам Тонгатабу, Намука (острова Тонга), затем к Марианским островам и Филиппинам, где можно было надеяться распродать груз и после этого вернуться на остров Маврикий.

14 июля корабли покинули бухту Траизон (Предательства)- так дю Клемер назвал бухту, где произошли трагические события (называемую теперь Бей-оф-Айлендс) – и взяли курс на острова Тонгатабу и Намука, севернее которых прошли 6 августа. Плаванию благоприятствовала великолепная погода – счастливое обстоятельство, так как среди матросов свирепствовала цинга и лишь немногие из них были в состоянии работать.

Наконец, 20 сентября показался остров Гуам, самый большой из Марианских островов, но пристать к нему удалось лишь через неделю.

Опубликованный Крозе отчет содержит очень ценное и подробное описание острова, его природных богатств и населения. Мы процитируем лишь следующую фразу – лаконичную, но вполне точную.

«Остров Гуам, – пишет Крозе, – показался нам земным раем; климат там превосходный, вода хорошая, овощи и плоды чудесные, стада быков, а также коз и свиней бесчисленны; всякого рода домашняя птица водится здесь в невообразимом количестве».

В числе растительных богатств Крозе упоминает «рима»,[131]плоды которой прекрасны на вкус, когда они достигают предельной величины, но еще сохраняют зеленый цвет.

«Именно в таком виде, – сообщает он, – островитяне рвут их для еды. Они очищают плоды от шершавой кожицы и нарезают ломтями, как каравай хлеба. Если они хотят заготовить их впрок, то нарезают круглыми ломтями и в виде очень тонких галет сушат на солнце или в печи. Эти натуральные сухари сохраняют свойства хлеба в течение нескольких лет – гораздо дольше, чем наши лучшие морские сухари».