От войны до войны - Вера Камша

– Эр Ро… Монсеньор, что теперь?

Если маршал огрызнется, так тому и быть, но дольше оставаться в неведении Ричард не мог. Эр ответить соизволил.

– Подождем известий от Ансела, а что делать – найдется. Здесь гуляли мародеры, спасители заблудших орудуют в другом месте. – Ворон по старой привычке прикрыл глаза ладонями и быстро их отнял. – Что ж, начнем с разбойников… Пойдемте, юноша, поговорим с господами ювелирами.

Обитатели разгромленной улицы жались к дверям церкви, многие были в крови. Кое-как перевязанные головы, полные ужаса глаза, разодранная одежда. Женский и детский плач мешался с бранью и истерическим хохотом. Богачи, в одночасье ставшие нищими…

Раньше Дику казалось: нет ничего страшнее того, что сделали с Надором, но захватившие замок солдаты и чиновники ругались, а не убивали. Они открывали пинками двери, совали всюду свой нос, требовали еды и питья, но не жгли, не грабили, не насиловали.

– Чего вы ждали? – Седой человек прижимал к себе девушку, показавшуюся Дику ровесницей Дейдри. – Чего, будьте вы прокляты?!

Алва остановился, глядя кричавшему в глаза. Маршал молчал, молчали все. Наконец человек опустил голову, пробормотав «монсеньор»…

– Что с вашей дочерью? – Голос Ворона был ровен и холоден.

Седой не ответил. Девушка тихо плакала, Дик только сейчас заметил, что губы у нее разбиты в кровь.

– Вы их запомнили?

– Я… – Седой колебался. – Я… монсеньор, я боюсь указать на безвинных… Ночью все похожи…

– Вы, мастер, несомненно попадете в Рассветные Сады. – Что-то в интонациях Рокэ показалось Дику знакомым, и по спине побежал холодок. – Что ж, будем справедливы. Вы и ваша дочь не запомнили лиц насильников, но, увы, она не единственная жертва. Наказать невинных так же несправедливо, как отпустить виноватых. Полковник Морен!

– Да, монсеньор.

– Возьмите ротных лекарей… Снять с пленных штаны, пусть лекари посмотрят. Насильников – к фонтану, остальных, как рассветет, к Лоре[29], завтра разберемся. Награбленное сложить… под те навесы и поставить охрану. Вернем хозяевам или наследникам. Выполняйте.

– Слушаюсь. – Морен отошел. Рокэ медленно пошел вдоль замершей толпы, остановился, заговорил с каким-то мастером, назвав того по имени. Юджин… Дик его не знал. Эр отвел ювелира в сторону, затем подозвал к себе двоих теньентов. Солдаты притащили несколько бочек, в которых оказалось вино, и начали раздавать людям. Наспех одетые врачи со знаком своей гильдии на плащах занялись ранеными и избитыми. Видимо, их пригнали с Лекарской улицы. Все что-то делали, и только Ричард Окделл был не нужен никому.

Ричард с сомнением глянул на Ворона. Следовало отпроситься, но отвлекать Рокэ себе дороже. Дик тихонько отступил в сторону, немного постоял, ожидая оклика, но его не последовало. Маршал или ничего не заметил, или решил, что обойдется без оруженосца. Юноша на всякий случай вытащил пистолет. На первый взгляд все уже кончилось, но кто его знает…

2

Девочка лет шести в опрятной ночной сорочке бродила между взрослых людей, заглядывая им в лица. Она была бледной и чудовищно некрасивой. Надо было взять ее за руку и отвести к толпившимся у входа в церковь женщинам, но, поймав пустой рыбий взгляд, Ричард отчего-то ускорил шаг.

Мраморная дева безмятежно обнимала огромную амфору, из которой вытекала журчащая струя. Ей не было дела до пылающих факелов, людских воплей, плача, суеты. Плеск фонтана глушил крики и ругань. На краю бассейна лицом в воде лежало несколько трупов, вокруг поблескивали лужи. Этих людей просто-напросто утопили, они наверняка вырывались, вода из полной до краев чаши плескала на убийц, на кромку фонтана, на шестиугольные каменные плиты. Неужели недавно он сидел у этого самого фонтана, смотрел на церковь, из которой выходили богато одетые прихожане, и думал о Катари и Айрис?! Неужели это Оллария? Будь проклят Дорак, затеявший эту резню. А Рокэ?! Почему он ждал? Если бы они пришли днем, ничего бы не было…

Ричард отвернулся и ускорил шаг. По ту сторону площади было то же самое – кто-то выл в голос, кто-то сидел, обхватив колени, кто-то молился, кто-то проклинал, горами громоздились отобранные у мародеров вещи, мерцали в свете факелов сваленные в кучу ножи, кастеты, связки ключей и каких-то странных штук.

На пути Дика оказалась перерубленная чуть ли не пополам собака, видимо защищавшая своего хозяина. Дик обошел несчастного пса, какой-то солдат внимательно оглядел молодого человека с пистолетом и отдал честь – признал оруженосца маршала. Откуда-то появился немолодой усталый теньент. Странно, в таком возрасте пристало быть полковником.

– Приказ монсеньора?

– Нет, – Дик готов был провалиться сквозь землю, – монсеньор занят… Здесь жил мой мастер… Я хотел проверить…

– Все дома разгромлены, – вздохнул офицер, – мы отобрали, что могли, у мародеров, но многие удрали до нашего прихода. Грабежи начались с вечера.

– Я могу осмотреть дом?

– Конечно, – теньент подозвал двоих солдат, – пойдете с герцогом Окделлом, куда он скажет.

Солдаты отдали честь и замерли в ожидании приказа. Куда он скажет… Оруженосцу Первого маршала дозволено многое, уж точно больше, чем Повелителю Скал. Имеет ли он право искать мастера Бартолемью, вернее, свое кольцо?

Найти один-единственный камень в этом безумии труднее, чем иголку в стоге сена. Ричард посмотрел на двоих человек, ожидавших его распоряжений. Первый напоминал варастийского адуана, второй был ненамного старше самого Дика.

– Это рядом, – объяснил Дик «варастийцу». – Дом, на вывеске – две сороки.

– Знаем, – хмуро кивнул тот. – Шуровали там будь здоров, хозяин богатый был. И несговорчивый, видать, одни покойники остались. Разве что сбежал кто…

Сороки валялись на крыльце, с ними ничего не случилось, и они были никому не нужны. Зачем медь, если можно добыть золото? Металлические птицы казались возмущенными и обиженными, клювы были разинуты, словно хотели что-то сказать. Назвать убийц?

– Войдем.

Зачем? Не станет же он на глазах солдат рыться в ящиках и ползать по полу! Надо вернуться к эру, он и так отсутствует слишком долго.

– Осмелюсь доложить, – молодой солдат зажег факел, – там все вверх дном…

Ричард сцепил зубы и в четвертый раз переступил порог мастера Бартолемью. В четвертый и последний, потому что мастер был мертв. Он лежал в своей лавке с пробитой головой, на лице застыли гнев и… гадливость. Рука ювелира что-то сжимала – Ричард пригляделся. Черный бант! Ричард смотрел на шелковую ленту в сведенной судорогой руке и не мог оторваться.

– Разрубленный Змей, – в голосе молодого слышались удивление и неприязнь, – опять эта кляча!