Падение Гипериона - Дэн Симмонс

– Выслушай меня, Сол, – раздался Голос. Теперь он не гремел из далекой выси, а ввинчивался Солу в самое ухо. – От твоего выбора зависит будущее человечества. Если ты не можешь принести Рахиль в жертву из покорности, сделай это из любви!

Сол услышал от своей совести ответ, еще не успев облечь его в слова. Жертвоприношений больше не будет. Время истекло. Человечество достаточно настрадалось из-за своей любви к богам и долгих поисков Бога. Он вспомнил о том, как евреи издавна вели переговоры с Богом – жаловались, спорили с Ним, проклинали Его несправедливость, но всегда – всегда и любой ценой – возвращались под ярмо покорности. Целые поколения, погибшие в печах ненависти. Будущие поколения, изуродованные холодным огнем радиации и возродившиеся ненавистью.

Ни сейчас. И никогда больше.

– Согласись, папа.

К его руке прикоснулись тонкие пальчики. Сол вздрогнул – рядом стояла Рахиль. Не младенец, не взрослая женщина, а восьмилетняя девочка, какой она была дважды – когда взрослела и когда делалась все меньше от болезни Мерлина. Рахиль с ее светло-каштановыми волосами, собранными в аккуратный хвостик. Худенькая фигурка в домашнем джинсовом платьице и пестрых кроссовках.

Сол взял ее руку, сжал – крепко, но бережно, и почувствовал ответное пожатие. Это был не призрак и не жестокая шутка Шрайка. Это была его дочь,

– Согласись, папа.

Сол уже покончил с Авраамовой проблемой повиновения. Повиновение как основа отношений между человечеством и его божеством изжило себя. Но как быть, если сам предназначенный в жертву ребенок просит повиноваться Господнему капризу?

Сол опустился на одно колено перед дочерью и раскрыл ей свои объятья.

– Рахиль…

Она горячо обняла его – как всегда обнимала, – потерлась подбородком о плечо, ласково погладила по спине. И прошептала на ухо:

– Пожалуйста, папа. Мы должны согласиться.

Сол не отпускал ее от себя. Вокруг его шеи обвивались тонкие ручки, к его щеке прижалось теплое личико. Он беззвучно плакал, короткая бородка совсем вымокла, глаза ничего не видели от слез – но, чтобы смахнуть их, нужно было хоть на секунду отстранить от себя дочь.

– Я люблю тебя, папочка, – прошептала Рахиль.

Тогда он поднялся, вытер лицо ладонью и, крепко держа Рахиль за руку, начал медленно спускаться с нею к ожидающему их внизу алтарю.

Сол проснулся с ощущением, что куда-то падает, и схватился за ребенка. Рахиль спала на его груди со сжатыми кулачками, засунув большой палец в рот, но когда он вскинулся, с громким плачем проснулась. Сол вскочил, отбросив в сторону одеяло и плащ, и крепко прижал к себе дочь.

Было уже совсем светло. И если утро, то позднее. Пока они спали, ночная темнота рассеялась, и солнечные лучи, проникнув в долину, осветили Гробницы. Сфинкс нависал над ними, словно хищный зверь, расставивший могучие передние лапы по обе стороны лестницы, на которой они ночевали.

Рахиль зашлась в крике. Ее личико исказила гримаса страха и недовольства, ей передался испуг отца, и к тому же она была голодна. Сол поднялся на крыльцо Сфинкса, сменил девочке пеленки, разогрел один из последних пакетов детского питания, подождал, пока плач не сменился чмоканьем, затем завернул ребенка в одеяло и стал прохаживаться взад-вперед, пока малышка не заснула снова.

До ее «рождения» оставалось меньше десяти часов. Меньше десяти часов до заката и последних минут жизни его дочери. Не впервые Сол пожалел, что среди Гробниц Времени не было огромного стеклянного здания, символизирующего вселенную и божество, ею управляющее. Тогда он швырял бы в него камни, пока не перебил бы все стекла.

Он попытался вспомнить подробности сна, но принесенное им успокоение вмиг растаяло под беспощадными лучами солнца Гипериона. Ему запомнилась лишь просьба Рахили, ее шепот: «Согласись, папа…» При мысли об этом у Сола что-то оборвалось внутри.

– Все в порядке, – прошептал он ей, когда она вдруг заворочалась, но тотчас же снова нырнула в сон – свое единственное ненадежное убежище. – Все в порядке, детка. Скоро прилетит корабль. Скоро, с минуты на минуту.

К полудню корабль Консула не прилетел. Не появился он и после обеда. Сол ходил по долине, выкрикивая имена своих исчезнувших спутников, напевал полузабытые песенки, когда Рахиль просыпалась, и укачивал ее колыбельными. Она была такая маленькая и легкая: вес при рождении шесть фунтов и три унции, рост девятнадцать дюймов, вспомнил он, усмехнувшись этим древним единицам измерения своей древней родины – Мира Барнарда.

Через несколько часов Сол, вздрогнув, очнулся от полудремоты в тени вытянутой лапы Сфинкса и вскочил, держа на руках проснувшуюся Рахиль – на лазурном небосводе чертил дугу космический корабль!

– Прилетел! – вскричал он, и Рахиль испуганно закопошилась у него на руках.

Голубой шлейф отработанных газов вспыхнул на солнце, Сол едва не запрыгал от радости, впервые за много дней почувствовав облегчение. Он кричал и прыгал до тех пор, пока Рахиль не расплакалась. Только тогда Сол опомнился. Он поднял ее на вытянутых руках, понимая, что малышка еще не может фокусировать взгляд. Но пусть и она увидит их прекрасный корабль, который как раз описывал круг над отдаленным горным хребтом.

– Он все-таки сделал это! – кричал Сол. – Он прилетел! Корабль…

Три мощных удара почти одновременно сотрясли долину. Первые два были отголосками ударных волн, опередивших корабль при торможении. Третий – звуком взрыва, который уничтожил его.

На глазах Сола светлая точка с голубым шлейфом разгорелась добела, потом раздулась, превратившись в кипящее газовое облако, и пролилась на далекую пустыню дождем горящих обломков. Сол моргал, силясь отделаться от блестящих пятен в глазах. Рахиль громко плакала.

– Боже мой, – прошептал Сол. – Боже мой…

Вне всяких сомнений, корабль превратился в прах. Грохот новых взрывов, долетевший за тридцать километров, оглушил Сола. Обломки с шлейфами дыма и пламени все еще сыпались на горные склоны и в Травяное море, за Уздечкой.

– Боже мой…

Сол опустился на теплый песок, слишком потрясенный, чтобы плакать. Он ничего не мог делать, ни о чем не думал – только баюкал свою дочь, пока она не успокоилась.

Десять минут спустя в зените появились еще два горячих шлейфа, направлявшихся к югу. Один из кораблей тут же взорвался, но слишком далеко, и потому звук взрыва не долетел до Сола. Второй исчез из виду за южными скалами и Уздечкой.

– А может, это был не Консул, – прошептал Сол. – К примеру, высадились Бродяги. И Консул еще прилетит за нами.

Но день проходил, а корабля все не было. Не прилетел он и к тому времени, когда лучи маленького солнца Гипериона осветили скальную стену, а тени дотянулись до самого Сфинкса, где сидел Сол. Не появился он и позже, когда сумрак накрыл всю долину.

До «рождения» Рахили оставалось минут тридцать, не больше. Сол проверил ее пеленку (сухая) и накормил из последнего пакета. Глотая молоко, малютка испытующе смотрела на отца своими глубокими темными глазами. Сол вспомнил те первые минуты, когда держал ее, а Сара отдыхала под нагретыми одеялами; детские глаза впились тогда в него с тем же самым вопросом, изумленные новооткрывшимся миром.