Самая темная ночь - Дженнифер Робсон

Выражение лиц прохожих при виде женщин, вывалившихся из зловонных вагонов и бредущих по улицам их городка, насмешило бы Нину, если б у нее остались силы смеяться. Стелла помогала ей идти, почти несла на себе, не давала упасть, когда охранники без устали подгоняли их вперед. И Нине страшно хотелось сказать девочке, чтобы посадила ее у обочины и дальше шла одна, потому что бактерия, попавшая ей, Нине, в кровь от какой-то вошки, чей укус она даже не почувствовала, все равно ее прикончит.

В горле пересохло, было ужасно больно глотать, а говорить и вовсе невозможно, но Нине необходимо было удостовериться, что Стелла знает, как действовать дальше.

– Обещай, что поедешь в Меццо-Чель. Там ты найдешь свой дом. Ты не останешься в одиночестве.

– Конечно, не останусь, потому что со мной будешь ты. А теперь хватит болтать и шевели ногами. Нас пристрелят, если остановимся.

– Роза о тебе позаботится. Непременно. Я ее знаю…

Так трудно было идти. Нина превратилась в тень, в бесплотный дух, ее упрямо бьющееся и страждущее сердце лишилось всякой защиты.

Она хотела сесть на дорогу, попробовала убедить Стеллу остановиться всего на секунду, на мгновение, чтобы дать ей отдохнуть. Им обеим нужен был отдых. Но Стелла ее не слушала:

– Мы почти пришли, Нина. Осталось меньше километра.

– Обещай рассказать им, как я старалась. Скажи им, что я их очень сильно люблю. Передай Лючии…

– Сама им всё скажешь и передашь. Идем же…

– Слишком далеко.

– Да мы уже на месте – ты что, не видишь? Мы в Терезине. Здесь нас никто не убьет, и этой ужасной Клап мы больше не увидим, а еще тут есть врачи, Нина, врачи и медсестры из Красного Креста! [81]

Стелла заплакала, взмолилась о помощи, обращаясь к проходившим мимо людям, и Нина крепче вцепилась в руку девочки, стараясь привлечь ее внимание.

– Все хорошо, Стелла. Ты пойдешь дальше без меня, – сказала она подруге. Своему единственному другу.

– Даже не думай! Не смей сейчас умирать! Врачи тебе помогут. Пожалуйста, кто-нибудь, помогите ей! Она так больна, а я не знаю, что делать!

– Все хорошо, – прошептала Нина. – Теперь все будет хорошо.

Ей казалось, что ноги отрываются от земли и она плывет в воздухе, парит над разбитой дорогой и толпой измученных пленников, летит дальше, над маленькими городками и полями, все выше и выше, одолевает вершины гор и начинает стремительный спуск к знакомым холмам Меццо-Чель.

Теперь она дома, и Нико ждет ее, стоя под оливковым деревом во дворе и широко раскрыв объятия. Он ждет ее давно. Все это время он ждал, что она вернется домой.

* * *

Когда Нина проснулась, она лежала на кровати – в чистой постели с настоящим матрасом и белоснежными простынями, а под головой у нее была сказочно мягкая подушка. Комнату пронизывал солнечный свет, одно окно было распахнуто настежь, и она слышала детские голоса и заливистый смех, долетавшие со двора.

Дети.

Нина заморгала, попыталась поднести руку к лицу, чтобы протереть глаза, но сил хватило только поднять ее на сантиметр, и рука упала обратно, на чистое одеяло.

– Ты очнулась!

В углу комнаты сидела Стелла. Она отложила книгу, которую читала, – книгу, настоящую книгу! – и пересела на краешек кровати.

– Что случилось? – нетерпеливо спросила Нина. – Мы шли по какой-то дороге, ты помогала мне держаться на ногах…

– Ты не помнишь, как мы добрались до лагеря?

– Кажется… Не знаю. Ты говорила, мы почти дошли. И еще обещала, что там будут врачи и что мы никогда больше не увидим oberaufseherin Клап.

– Да, верно! Мы сейчас в Терезине, рядом с Прагой. Тебя сразу доставили в больницу и поместили в карантин. Я боялась, что они бросят тебя умирать или просто убьют… Но медсестры – у них здесь настоящие медсестры и врачи из Красного Креста, представляешь? – они пообещали, что позаботятся о тебе. И позаботились.

– Как долго я болела?

– Мы прибыли сюда двадцать первого апреля, но меня к тебе пустили только на прошлой неделе.

– Ох… – пробормотала Нина. Разговор уже вымотал ее, лишил последних сил, но нужно было задать Стелле еще один вопрос. – Война закончилась?

* * *

Когда она снова проснулась, Стелла сидела на прежнем месте, и при виде ее довольного личика Нина расплакалась.

– Почему ты плачешь?

– Не знаю. Так приятно видеть, что ты улыбаешься. И по-моему, ты немножко поправилась.

– Совсем немножко. Персонал за этим строго следит – если после голодания сразу съесть очень много, можно заболеть, так что нам всем прописали диету. Медсестры говорят, вес надо набирать медленно.

– А война…

– Закончилась! Больше недели назад. Советские войска пришли сюда седьмого мая, а на следующий день закончилась война. Я просила медсестер сказать тебе об этом, но ты тогда, наверное, все время спала. Неужели правда не слышала, как радостно кричали люди и сигналили машины?

Нина покачала головой:

– Ничего не слышала. Какое сегодня число?

– Шестнадцатое.

– Твой день рождения, – вспомнила Нина. – Поздравляю, милая. Спасибо, что осталась со мной.

– Как будто я могла тебя бросить!.. Ой, совсем забыла! Медсестры из Красного Креста собирали у всех письма родственникам, обещали отправить. Я написала твоим, что ты заболела, но уже идешь на поправку.

– А как же ты узнала адрес?

– Ну, ты же говорила мне, что Меццо-Чель – маленькая деревенька. Поэтому в адресе я написала только имя твоего мужа – Никколо Джерарди, в Меццо-Чель. Как думаешь, почтальон его найдет?

Нина кивнула и крепко сжала руку Сетеллы, стараясь не заплакать.

– Да, – солгала она. – Конечно, найдет.

Глава 31

В начале июня их перевели в пражский госпиталь, хотя Нина убеждала врачей, что она уже достаточно окрепла для того, чтобы отправиться домой. Врачи ее сочувственно выслушивали, но проявляли непреклонность: ее не выпишут, пока она не наберет еще десяток кило и пока легкие у нее не очистятся, потому что развился плеврит. Стеллу, как несовершеннолетнюю, тоже не могли отпустить без сопровождения взрослого.

Так что они ждали. Нина писала Розе каждую неделю, хоть и сомневалась, что ее письма дойдут до адресата, да и многого поведать на бумаге золовке, которая находилась так далеко, она не могла. И все же Нина исправно передавала письма каждый понедельник и ждала ответа, но весточки от Розы все не приходили.

По невероятно удачному стечению обстоятельств, главный врач госпиталя увидел девичью фамилию Нины на каком-то бланке, который попал к нему на рабочий стол.

– Вы не родственница Габриэле Мацина, нефролога?

– Он мой отец. Его убили в Биркенау.

– Как жаль это слышать…