Алкоголик - Андрей Воронин

Он понимал, что несправедлив. В конце концов, в том, что случилось с Верой, был виноват вовсе не генерал-майор Соловьев. Чиж знал, кто во всем виноват, но не имел ни малейшего понятия, что ему делать с этим знанием.

— Алло, — сказал он в трубку, перебив генерала прямо посреди какой-то длинной тирады. Голос подвел его, и произнесенное слово больше напоминало хриплое карканье. Он откашлялся, прочищая горло, и повторил:

— Алло, вы слушаете? Ложитесь спать, Георгий Иванович.

— Что?! Что значит — ложитесь спать? Это все, что вы можете мне посоветовать?

— В данный момент ничего другого вам просто не остается.

Возможно, завтра утром вы понадобитесь мне — свежий, отдохнувший и готовый к решительным действиям. Если вы понадобитесь мне ночью, я вам позвоню. Оставьте мне ваш номер.

— Но что происходит?

Вы хотя бы понимаете, в чем дело?

— Конечно, — сказал Чиж. — Это очень изящно. Знаете, что вы сейчас делаете? Вы шантажируете меня с подачи мерзавцев, которые взяли в заложники вашу жену. В силу некоторых причин они не хотят звонить мне сами, поэтому позвонили вам, а вы — мне. Все просто, как кусок хозяйственного мыла. Их требования мне известны…

— Так почему бы вам не выполнить эти трахнутые требования? — перебил его генерал.

— Если бы я мог, я сделал бы это не задумываясь. Но это труднее, чем протащить верблюда сквозь игольное ушко. Может оказаться, что это вообще невыполнимо.

— И что тогда?

Чиж снова закрыл глаза. «Генералами не рождаются, — подумал он. Генералами становятся, и разные люди делают это по-разному. Размазне генералом не стать, это ясно. Хорошему человеку стать генералом тоже затруднительно, но Вера всегда отлично разбиралась в людях и ни за что не вышла бы замуж за мерзавца. Ей нравятся настоящие мужики, и от меня она ушла только тогда, когда я окончательно перестал быть мужиком и превратился в пьяную медузу. Значит, наш генерал-майор должен быть настоящим мужиком. Крепким. Вот мы сейчас и проверим, какой он крепкий. И вообще, что я могу ему сказать, кроме правды? Он имеет право знать правду, а я не имею права ему лгать.»

— Тогда, — медленно сказал он, — вы овдовеете.

Генерал немного помолчал, переваривая сообщение. Когда он заговорил снова, голос у него, к удивлению Чижа, был спокойным и ровным.

— А ты в паршивом положении, майор, — сказал он. — Тебе не позавидуешь.

— Да, — согласился Чиж. — При любом исходе дела я оказываюсь по уши в дерьме. Но это мои проблемы.

— Я могу тебе помочь?

— Спи, генерал. Сейчас это лучшее, что ты можешь сделать. Завтра я позвоню. Может быть, к утру хоть что-то прояснится.

— А чего они от тебя хотят? Чиж вздохнул.

— Чтобы я в одиночку поймал профессионального киллера, про которого никто толком не знает, существует ли он на самом деле. Не больше и не меньше.

— Т-твою мать, — сказал генерал.

— Вот именно, — ответил Чиж и повесил трубку.

Он лег в кресле, закурил новую сигарету и попытался заставить себя думать. Выпить ему хотелось так, как не хотелось еще никогда в жизни.

— Ну хорошо, — сказал Хромой, с нарочитой неторопливостью раскуривая сигарету. — Я думаю, нам пора поговорить спокойно. Я пожилой человек, мне вредно нервничать, а ты заставляешь меня волноваться. Нехорошо, сынок. Некрасиво, понимаешь?

Абзац дотронулся до припухшей нижней губы, внимательно осмотрел палец и подвигал челюстью.

— Да, — согласился он, — некрасиво. Что дальше?

— Послушай, — устало произнес Хромой. — Что ты хочешь доказать? Что ты крутой парень? Ты выбрал для этого не самый лучший способ. Тебе прекрасно известно, что твоя репутация напрямую зависит от того, насколько качественно и своевременно ты выполняешь заказы. А ты взял аванс и бегаешь от заказчика, как какой-то шаромыжник.

Абзац вздохнул. К сожалению, Хромой был прав на все сто процентов: условия контракта нарушал не он, а Абзац, причем нарушал злостно и систематически. Это была одна из тех ситуаций, где никакие смягчающие обстоятельства не берутся в расчет. Да никаких смягчающих обстоятельств у Абзаца, по сути дела, не было. Разве можно считать оправданием неряшливой работы начальную стадию алкоголизма? После допущенных промахов физическое устранение Кондрашова превратилось в почти невыполнимое дело. Господин депутат умело прятался, непредсказуемо меняя маршруты своих поездок, подставляя вместо себя загримированных двойников и раз в неделю меняя личных телохранителей.

— И после всего этого, — продолжал Хромой, — ты ставишь передо мной какие-то смехотворные условия, пытаешься торговаться, калечишь и убиваешь моих людей… Ты можешь объяснить мне, что случилось с Конем и Жорой?

— А что случилось с Конем и Жорой? — удивился Абзац. — Я их не видел с тех пор, как вы втроем вломились ко мне домой.

Хромой раздраженно отмахнулся от его слов рукой, в которой дымилась сигарета.

— Расскажи это своему менту, придурок, — сказал он.

— Да, — сказал Абзац, — мент… Тут я сплоховал, не спорю.

— Я рад, что ты признаешь хотя бы это, — проворчал Хромой.

Абзац подошел к окну, повернувшись к хозяину левым боком, и принялся играть с планками горизонтальных жалюзи, глядя с высоты четвертого этажа, как по мостовой Старого Арбата неторопливо прогуливаются приезжие туристы и рысью пробегают вечно озабоченные москвичи. В окно был вставлен прочный тройной стеклопакет, прошибить который насквозь было бы очень затруднительно, даже врезавшись в него с разбегу головой.

— Не вижу, какое отношение это имеет к нашему делу, — слегка покривив душой, сказал Абзац, глядя в окно. На узкий жестяной карниз снаружи спланировал жирный голубь, взмахнул крыльями, удерживая равновесие, оступился, заскрежетав когтистыми лапами по оцинкованной жести, сорвался и, захлопав крыльями, перелетел на балкон дома напротив. — Не понимаю, чем тебе так не угодил этот мент. Я не знал, что он из ментовки, а он до сих пор не знает, кто я. О делах мы с ним не разговаривали, так что он не представляет никакой угрозы. Чего ты к нему привязался? Отстреливать ментов — гнилое дело. За своих они мстят по полной программе. Зачем тебе эта головная боль?

— Он еще учить меня будет!

— стариковским фальцетом вскричал Хромой. — Он будет мне рассказывать, что менты — тоже люди! Идиот! — внезапно перейдя на глубокий рокочущий бас, проревел он. — Мудозвон сопливый! Туз дырявый, сявка трехкопеечная! Ты знаешь, с кем ты снюхался, урод?! Он не просто из ментовки. Он с Петровки, дружок! Старший оперативный уполномоченный по особо важным делам майор Чиж Николай Гаврилович!