Последние дни. Павшие кони - Брайан Эвенсон

– Что? – спросила она.

Почему она просто не могла признать, что взяла игрушку и принесла в постель? Что с ней не так?

– Но я… – начала Лиза.

– Никаких «но», – сказал он. Он продолжал бранить ее, пока она сама в ярости не воскликнула:

– Но я его не приносила!

Тогда как он сюда попал? Вот что хотел знать Майкл. Мягкие игрушки не расхаживают сами по себе по дому. Это сделал кто-то из них, и Господь свидетель, это не он. А значит, она.

– Нет, – кричала Лиза, – Клянусь. Я его не приносила!

Он глубоко вздохнул. Ну ладно, сказал он, немного успокаившись, может, не приносила. Или не знала, что принесла. Он был готов принять такую возможность. Может, она это сделала во сне, не думая.

– Нет, – сказала она, тоже успокаиваясь. Она все это время не поднималась с кровати. Она уверена.

Майкл покачал головой. Других объяснений нет.

– А как насчет тебя? – сказала она. – Почему ты не мог принести его во сне?

Не подумав, он ответил: «Это же не я больной». Тут же пожалел об этом, но было поздно. Так началась ссора, которая кончилась тем, что мишка оказался в уличной мусорке, Лиза пришла в ярость, а Майклу пришлось спать наверху, в детской на ворохе одеял.

Первое, что он увидел, когда проснулся, – в колыбели у прутьев стоял мишка, будто наблюдая за ним. Майкл понял с глухой яростью, что жена встала, как только он уснул, достала медведя из мусора и вернула в колыбель. С самого начала его покупка была плохой идеей. Тогда это казалось шуткой – и осталось бы шуткой, если бы ребенок выжил. Но учитывая все, что произошло, это было только очень плохой идеей.

Майкл подумал спуститься и наорать на жену, но разве не этого она хотела? Нет, сказал он себе, он отреагирует, как взрослый человек: притворится, что даже не видел мишку. Просто отправит обратно в помойку, где ему и место, а потом, раз именно сегодня забирают мусор, задержится дома, чтобы проследить за ним. На этом с мишкой будет покончено. Больше не придется о нем думать. Их жизни вернутся в прежнюю колею, какую бы то ни было.

И он действительно так и сделал. Помылся, позавтракал. Отнес миску с хлопьями жене, но та еще спала – или, может, притворялась, что спала, не хотела с ним разговаривать. Он поцеловал ее в щеку, а потом поднялся наверх, забрал мишку с опять забившимся сердцем и бросил в помойку. Потом забрался в машину и, сидя за рулем, ждал, пока не увидел в зеркало заднего вида, как подъезжает мусоровоз, как механическая рука поднимает и опрокидывает бак. «Так-то, – подумал Майкл, заводя двигатель, – сказано – сделано».

На этом бы все и закончилось. В обычных обстоятельствах – да. Когда он вернулся этим вечером домой, то извинился перед женой, а она извинилась перед ним. Лиза поплакала, а Майклу хватило приличия, если это можно так назвать, не обвинять ее в том, что прошлой ночью она принесла мишку обратно в дом. А ей, в свою очередь, хватило приличий не говорить о том, что он опять отправил игрушку в мусор. Она обещала стараться сильнее, а он обещал быть терпеливее. Одним словом, они сделали все то, что делают члены семьи из страха или из любви, когда боятся, что зашли слишком далеко.

Но на этом ничего не закончилось. Три ночи спустя, или четыре, когда Майкл расслабился, когда уже начал думать, что они возвращаются к нормальной жизни, он опять проснулся посреди ночи, зная, что слышал какой-то шум.

«Нет, – подумал он спросонья. – Просто мерещится. Это сон».

Он попытался опять уснуть, правда попытался, но звук не давал ему покоя. Даже не звук. Скорее, призрак звука. Но он не унимался. И Майкл постепенно начал чувствовать, как его охватывает ужас.

Он встал с кровати. Прислушался, но звук шел не из их спальни. Майкл прошел в гостиную, хотя и знал, что источник шума не здесь. Обследовал весь дом, кроме того места, откуда, как он ожидал, и исходит звук, но в итоге отправился туда.

Открыл дверь в детскую. Да, все правильно, звук доносился отсюда, слабое биение сердца. Вот и мишка, в колыбели, как и последние несколько месяцев. Но как жена нашла его? Он что, зацепился за бак и не выпал? Не попал в мусоровоз, и она увидела его на улице? Должно же быть какое-то логическое объяснение, надеялся Майкл.

Он включил свет и уставился на игрушку через прутья. Теперь сердце остановилось – так же внезапно, как завелось. Мишка был грязным, покрыт слоем серой пыли, мелкой, как пепел. Придется его уничтожить, но перед этим, решил Майкл, жена должна все объяснить. Он оботрет мишку и покажет ей, заставит объясниться, а потом уничтожит на ее глазах.

Но когда он взял его в руки, то понял: что-то изменилось. Мишка казался другим, тяжелее, а когда он его сдвинул, из тельца как будто что-то посыпалось, словно он был набит песком. Майкл поднес игрушку ближе к лицу и принюхался, и тогда осознал, что нет, он покрыт не пепельным слоем пыли, а просто пеплом. А когда, скривившись, положил мишку на пеленальный столик, чтобы отряхнуть, его осенило, откуда взялся пепел. Крышка на урне была сдвинута, у основания лежала горстка праха, а когда Майкл заглянул внутрь, то увидел, что урна почти пуста.

Руки отяжелели. Теперь он видел, где разорвали и неуклюже распороли шов, чтобы наполнить мишку прахом его дочери. Все было намного хуже, чем он подозревал.

Пытаясь все обдумать, Майкл открыл урну и поднес под край пеленального столика, медленно сметая в нее прах. Потом поставил на столик и начал растягивать новенький шов на мишке.

И стоило ему это сделать, как сердце снова забилось. А потом каким-то образом, почему, он так и не понял и не смог толком описать полицейским, когда те допрашивали его по делу о смерти жены, мишка улыбнулся.

Майкл отдернул руку как укушенный. Уставился на игрушку. «Это тот самый момент, – подумал с надеждой, – когда я просыпаюсь».

Но он не проснулся. Он не спал. И когда снова протянул руку – в этот раз чтобы оторвать голову мишке, который набил себя прахом его ребенка и хранил звуковую копию ее сердца, – Майкл никак не мог знать, что это последняя секунда, когда он чувствовал, будто контролирует собственную жизнь, и что дальше все будет только хуже и хуже.

1

Когда пошел дождь, это был вовсе не дождь, а бледная обжигающая пыль или песок. Они смотрели, как она сдирает краску с машины, как лобовое стекло медленно превращается в матовое. Какое-то время он продолжал ехать, хотя не видел толком дороги и постоянно с нее съезжал. Но потом пыль стала просачиваться в вентиляцию, и машина заглохла.

– Что нам делать? – спросила она.

– Делать? – сказал он. – А что мы можем, кроме как ждать?

– Нужно убираться отсюда.

– Нет, – заявил он. – Нужно ждать.

И все-таки именно он – через час, а может, через два, когда воздуха в кабине стало не хватать, – открыл дверь и вышел.