Между Призраком и Зверем - Марьяна Сурикова

— Ох, напугала, дочка, — выдохнул отец, — я из окна видел, как ты упала. Испугался, что маги зацепили.

Без объяснений собственного состояния и уточнений, что в последнее время стала слишком часто падать в обморок, поскольку нервные потрясения без последствий не проходят, я не без труда сфокусировала взгляд на лице бледного и взволнованного отца.

— Я все же сошла с ума, да? Мне, представляешь, почудился его голос в той толпе магов. Он велел пропустить императора.

Папа чуть покачал головой:

— Не сошла, Миланта. Там и был император.

— Папа, — я сдавила голову ладонями, — император умер у меня на глазах.

— Я говорю о втором наследнике, дочь. Ведь ты его голоса так испугалась, что оказалась на земле?

— Нет, — я прошептала эти слова и закрыла глаза, — его там быть не могло.

— Доченька, давай вернемся в гостиницу, ты отдохнешь, а после снова все обсудим.

— Нет, папа, мне нужно сейчас! Ты его видел?

— Я видел милорда дор Харон в окружении пятидесяти магов и видел, как после его приказа расступились посланные остановить их атрионы.

— Ты понимаешь, что его не могло там быть? Помнишь, я говорила о ритуале?

— Помню.

— Папа, это жутко. Неужели ты забыл о деталях, о том, что две дюжины самых сильных магов должны одновременно совершить ритуальное самоубийство, чтобы возродить к жизни одного ликана?

— Я не забыл, дочь.

Отец говорил спокойно, не споря, не убеждая, но давая мне время самой все осмыслить.

— Это невозможно. — Я снова шептала, а из глаз уже катились слезы.

— Зависит от цели.

— Что это за цель? Ты хоть понимаешь? Сильные маги, то есть умудренные жизнью, с определенными знаниями и опытом, чьи-то отцы и мужья, они разом… — Я не смогла закончить.

— Они спасали своих детей, дочь, спасали от вечного заточения. На что не пойдешь ради ребенка, Миланта. Я бы тоже так поступил. Ведь они возродили к жизни не просто сильнейшего представителя магического сообщества, они оживили императора. По праву наследования и по праву крови младший Монтсеррат теперь должен занять трон.

— Папа! — Я почти кричала. — Он не проживет долго! Отражение не проживет без второй половины души! Зачем оживлять того, кто обречен? Это не Кериас, это самозванец! За две недели маги придумали обман и использовали свои магические силы, чтобы он не раскрылся. Никто не оспорит, ведь те, кто знал про ритуал, мертвы.

— Миланта, не плачь, — папа вновь склонился вперед, погладил меня по голове, — сердце разрывается смотреть на тебя в таком состоянии. Я лишь сказал, что видел. Я узнал милорда, как и остальные. Если он самозванец, то сходство передано идеально, не считая отдельных деталей.

— Каких деталей? — Сердце забилось быстрее. — Расскажи, каким ты увидел его?

— Я помню его в должности главного дознавателя империи и видел в последний раз несколько лет назад. Голос и манеры — все сходится. А внешность почти такая же: черные волосы, они стали длиннее, высокий лоб, прямой нос, темные глаза. Выражение лица немного иное. У меня милорд дор Харон всегда ассоциировался с этаким насмешником, знаешь, с ехидной улыбкой. А сегодня он выглядел иначе — губы плотно сжаты, лицо суровое, даже жесткое, а над виском — белоснежная прядь, очень заметная в черных волосах.

— Что? — У меня едва не остановилось сердце.

— Я сказал, он выглядел суровым…

— Нет! Нет, нет. Прядь?

— Белоснежная.

— Как снег? Белая, белая?

— Миланта, ты сама сейчас белее снега.

— Вернон… — Я шептала, и слова самой казались бредом. — Вернон умирал там, в часовне. В его сердце вошел клинок, испачканный в моей крови — крови невинной жертвы. И он улыбнулся на прощанье. — Слезы мешали говорить, но остановить поток фраз, идущих из глубины сердца, было выше моих сил. — Его волосы потемнели, только белоснежная прядь осталась над виском. Он погиб, а затем я убила Кериаса. И в спальне императора я спросила: «Вы хотите сделать меня отражением?» — а старый маг засмеялся, он ответил, что отсеченная сущность должна быть заменена в момент гибели, иначе становится слишком поздно. Как прижечь рану каленым железом, сразу же, на живую, иначе не зарастет. Он сказал, что императору не жить, ведь в момент смерти второй половины под рукой не оказалось новой жертвы. А Кериас и Вернон… он, они живы! Две половины и один мужчина, как прежде.

Я рыдала во весь голос, а бедный отец гладил меня по голове, позволяя выплакаться, и даже не пытался успокоить.

Когда и сил почти не осталось, я заметила, что карета давно остановилась. Возница переминался с ноги на ногу с той стороны, но не заглядывал внутрь, наверное испытывая неловкость и растерянность, как и любой мужчина при виде женской истерики. Когда я замолчала, он решился постучать и чуть приоткрыть дверцу.

— Приехали. Я хозяину сообщил, чтобы вам помогли, если идти пока не можете.

— Мне нужно во дворец! Мне нужно его увидеть и понять, что это не обман. И рассказать все, объяснить про грани, про ту ночь в часовне!

Я металась по комнате, которую хозяин не успел сдать после нашего утреннего отъезда. Здесь по-прежнему стоял чемодан для мадам Амели, который еще не выслали по указанному адресу.

Без лишних слов нам вернули ключи, поскольку возница уже ввел хозяина в суть дела, рассказав, почему мы не покинули город, и в красках расписав произошедшее у ворот.

Придя в себя, я тут же преисполнилась лихорадочной активности и теперь бегала из угла в угол мимо вздыхавшего отца.

— Дочь, присядь на секунду и объясни, о чем рассуждала в карете. Мне не до конца понятны твои заключения.

— Ох, это непросто. Ведь я читала о «Зеркальном ритуале», видела многое в гранях, а еще слышала рассуждения Мясника. Но только боюсь, папа, вдруг это не Кериас? А если маги отыскали какого-то двойника или изменили внешность с помощью чар? Понимаешь, с одной стороны, объяснилось, почему Кериас в облике барса так хорошо выглядел, а с другой — решиться заплатить подобную цену человеческими жизнями — это безумие!

Отец снова вздохнул, больше не пытаясь призвать меня говорить мало-мальски логично, а не выплескивать сумбурные рассуждения на его седую голову.

Я решила изложить все по порядку, но в этот момент споткнулась о чемодан для мадам Амели и чуть не упала.

— Миланта, — встрепенулся отец.

— Нет-нет, все хорошо. — Я устояла на ногах и принялась отстраненно рассматривать тисненую кожу с металлическими заклепками. — Мне нужно во дворец, — медленно проговорила вслух, — но смогу ли попасть туда? А вдруг кто-то узнает, кто-то из охраны или иной наблюдатель, случайно заметивший меня в ночь, когда погиб император? А если меня обвинят в его смерти и заключат под стражу?