...Имеются человеческие жертвы - Фридрих Незнанский

— Здрасьте, здрасьте, дядя Саш! Вы откуда? А, понятно! А вы что, не слышали разве? Дядя Слава у нас на повышение пошел. Да он тут, у меня, — и племянник протянул дядьке трубку. — Господин ту­рецкий подданный! Из Степногорска, по междуго­родке. Вынь да положь ему товарища полковника!

— Здорово, Борисыч, — приветствовал Грязнов. — Как там у вас погоды? Нарыл что-нибудь?

— Роем-пороем, вытащить не можем. А ты, слух дошел, отправлен в свободный полет?

— Ага, — ухмыльнулся Грязнов, — свободней не бывает. Наш подопечный Никитка — Горланов, я имею в виду, — видно, не только горланить, он и шептать умеет. Похоже, шепнул...

— Я так и понял, — кивнул Турецкий. — И что теперь?

— А что может быть? Отправлен в резерв Управ­ления кадров, нанялся тут в одну конторку по части консультаций...

— Понятно...

— Между прочим, твои барышни у моих ребят под присмотром. Пасут твою квартирку на случай, если наведается какой-нибудь незваный серый волк. Теперь ведь, от нашего Горланова можно любых гостинцев ожидать.

— Спасибо, Слава! — горячо поблагодарил Ту­рецкий. — Я тебя об этом и просить бы не посмел.

— И очень напрасно, — сказал Грязнов. — Как говаривал один мой фигурант, «что посмеешь, то и пожмешь!».

Турецкий хохотнул, но и в голосе, и в смехе его Грязнов чувствовал неимоверную усталость.

— Что, Саша, — сказал он с участием, — тяже­ловато там?

— Да нормально... — вздохнул Турецкий. — Что с Корчагиным оказалось? Подсыпали что-нибудь?

— Да нет, натуральный инфаркт. С разрывом сердечной мышцы. Мгновенно. Но семейство судьи было запугано капитально. Ему звонили практичес­ки круглосуточно все дни до вынесения приговора.

— Угрожали? — спросил Саша.

— Они не знают. Он им, конечно, ничего не говорил, берег. Но когда у человека жена, две доче­ри и три внучки, уж ты-то, Турецкий, наверное, понимаешь, каково ему досталось и почему сердце разорвалось в буквальном смысле слова...

— Да уж, — сказал Турецкий. — Наверное, всех нас это когда-нибудь ждет.

— Конечно, — сказал Грязнов, — по Москве уже сплетни вовсю, разговоры, — брал Корчагин или не брал, а если брал, то сколько... Мало того, что до смерти довели, так ведь им еще и мертвого вымазать надо! Но мы-то ведь с тобой знаем, правда?

— Никогда не прощу себе тех слов, — сказал Турецкий. — На Страшном суде отвечу. Конечно, Корчагин скорее бы умер, чем взял. И он умер... Ну ладно, рад был услышать вас — и тебя, и Дениску. Еще раз поклон нашему молодому директору. Пока!

Грязнов положил трубку.

— Так чего он хотел-то? — спросил Денис.

Грязнов внимательно посмотрел на племянника:

— А ты что, разве не понял, сыщик, психолог? А ну, угадай с трех раз!

Денис молча хлопал глазами.

— Да нужны, нужны мы ему там, вот что! Зашил­ся Турецкий. Такое дело да чтоб втроем? Когда кру­гом только и норовят палки в колеса... Думаешь, она, эта правда, кому-то действительно нужна?

— А чем мы реально могли бы помочь? — спро­сил Денис.

— Чем, чем... — Грязнов закурил. — Да всем, чем угодно, — руками, ногами... Но главное, конеч­но, ушами и мозгами.

— Так за чем дело стало? — усмехнулся Денис.

— Тут, видишь ли, не так все просто, племяш. По крайней мере, что касается меня. Для меня вся­кая самодеятельность полностью исключается. Могу выступить только лишь как сугубо официаль­ное лицо. Пойми, «Глория» — фирма частная, так сказать, коммерческое предприятие. И если в таком деле потянет хотя бы намеком на денежный запа­шок... Улавливаешь? Так что мне пока туда без офи­циальных полномочий соваться никак нельзя. Мне ждать надо...

— Ну а мне как быть? У меня же все-таки дела... Клиенты... Договоры...

— В общем, так, — сказал Грязнов. — Посколь­ку, уважаемый Денис Андреевич, я заступил на должность и приступил к своим обязанностям, мой первый совет в качестве главного консультанта: всех клиентов временно передашь своим подчиненным. Справятся они, как считаешь?

— Нет вопросов, дядя Слава...

— А ты у нас как-никак студент-заочник, среди буршей-студиозусов как рыба в воде, так? А у них там как раз со студентами проблемы. В общем, со­бирайся и лети. Пока что сделаем тебе нужные до­кументики о переводе, да хоть из Армавира в этот самый Степногорск. Продумай экипировку, билет в зубы, собери книжки, тетрадки, рюкзачишко — за спину, и переходи-ка ты, брат, на нелегальное по­ложение. Езжай, внедряйся, никакой активности не проявляй, только смотри, слушай, мотай на ус и делай выводы. И смотри: никакой французской ту­алетной воды! Все эти ново русские замашечки — побоку! Тебя там не знает ни один человек, а ты такой, каким приехал когда-то в Москву, — ни бабок, ни красного «пассата» во дворе, голь россий­ская, перекатная, нищета.

— А зачем тогда Армавир? — спросил Денис. — Я же могу быть, так сказать, для чистоты легенды, из своего Барнаула.

— Оно и лучше, — кивнул дядя. — Только учти: там все хиханьки-хаханьки придется забыть. Там дела нешуточные.

— Я понимаю, — посерьезнел Денис.

— С Турецким и его группой до поры до време­ни — контактов никаких. В крайнем случае можешь позвонить мне. Буду тебе за резидента. Пароль «Мама». Так и называй: «мама», «маманя»...

— «Мамуля», — сказал Денис.

— Вот-вот, — подтвердил полковник. — Только смотри, не переборщи. Чует мое сердце старого опера, не все там так просто с этими студентами. И звони «мамуле» только в самом крайнем случае. А лучше — вообще воздержись.

— А если Турецкий меня увидит? — спросил Денис.

— А ничего, — ответил Вячеслав Иванович, — на то он и Турецкий, чтобы все сразу смекнуть и не узнать. И вот еще что: ты тут, в Москве, маленько забурел... Так вот тебе совет номер два: в Степногорск поедешь общим вагоном. А еще полдня поды­ши, поживи где-нибудь в залах ожидания Казанско­го вокзала, пропитайся, так сказать, духом народно­го естества. Ведь отвык, поди, на «пассате»? И жить придется в точности как все. Возьмешь с собой рублей пятьсот — шестьсот, не больше. И никаких подкожных. Выедешь в Степногорск прямо сегодня. А вот теперь — наливай!

Как и рассчитал Турецкий, «Скорая помощь» прибыла в спецгостиницу, опередив дежурную следственно-оперативную группу областного Уп­равления внутренних дел и облпрокуратуры минут на пять, и этой пятиминутки вполне хватило, чтобы втолковать врачам, какой тут должен быть постав­лен спектакль самодеятельности и какие у каждого из них должны быть реплики согласно расписан­ным ролям. К тому моменту потерпевший, москов­ский следователь Турецкий, лежал на носилках, ко­торые стаскивали вниз по узкой лестнице двое са­нитаров и Женя Рыжков. По причине беспамятства потерпевшего все пояснения прибывшим коллегам дал Миша Данилов. Да и какие тут, собственно, могли быть пояснения, если всюду в небольшом номере виднелись «пятна, похожие на кровь», а в висящей на стене карте Степногорска зияла дырка от пули.