Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра - Теодор Далримпл

В Англии максимальное наказание за то и другое — пожизненное заключение. Однако вместо максимума Филпотта приговорили к семи годам, причем его освободили всего через три года и два месяца пребывания в тюрьме: получается, он просидел за решеткой лишь на полгода с небольшим дольше, чем Чед Эванс (которого, напомним, признали виновным в изнасиловании, так как он совершал половой акт без согласия партнерши).

Впрочем, снисходительность системы уголовного правосудия к Филпотту этим не ограничилась. Его насильственные действия еще несколько раз привлекали внимание правоохранительной системы, однако никто не сделал официальных выводов о том, что он по-прежнему опасен. К примеру, в 2010 году полиция вынесла ему «предупреждение» за то, что он ударил жену и выволок ее за волосы из дома. Да, какой-нибудь мелкий правонарушитель, который вновь и вновь повторяет свои мелкие правонарушения, может не стать опасным; но человек, совершивший опасное преступление и в дальнейшем совершающий менее серьезные правонарушения, скорее всего, снова обратится к опасным преступлениям. Особенно если речь идет об Англии, где полиция, согласно статистике, вообще плохо умеет обнаруживать правонарушителей.

Если бы система уголовного судопроизводства работала как полагается, Филпотт попросту никогда не оказался бы на свободе и потому не смог бы зачать своих детей, не говоря уж о том, чтобы убить их. Весьма длительное тюремное заключение не было бы несправедливым или несоразмерным наказанием за его первые жестокие преступления (с учетом их серьезности) — и даже если бы его выпустили на волю раньше, это должно было произойти при следующих условиях: если он снова хотя бы пальцем к кому-то прикоснется, то проведет за решеткой остаток не полностью отбытого срока или даже более долгое время.

Вместо этого Филпотт узнал на собственном опыте: если ты кого-то чуть не убил, это не так уж важно с точки зрения закона. И это впечатление со временем лишь укреплялось: трехлетний срок в тюрьме казался ему все менее значительным, а новые и новые акты насилия наказывались лишь символически.

В этом контексте важно отметить и такую существенную особенность жизни Филпотта: он легко (во многом подобно какому-нибудь богатенькому молодому футболисту) привлекал молодых женщин. А затем с легкостью подвергал их насилию и издевательствам. Число детей, отцом которых он стал, весьма нетипично для современной британской семьи. А вот жестокость Филпотта не была чем-то необычным со статистической точки зрения. Ревность и собственнический инстинкт всегда входили в набор человеческих чувств и действий, особенно это относится к мужчинам. С годами в той больнице и тюрьме (расположенных в одном из городских гетто, «внутренних районов»), где я работал, количество мужчин-«филпоттов» постепенно росло — во всяком случае если рассматривать их поведение по отношению к женщинам. Еще интереснее то, что я отмечал все больше и больше «филпоттов»-женщин, чья ревность и собственнический инстинкт по отношению к мужчинам проявляли себя точно так же — в виде насилия.

Кроме того, Филпотт жил в том сегменте общества, где моральные нормы в отношениях между полами расшатаны, а желание полностью владеть кем-либо как сексуальным объектом ничуть не уменьшилось: напротив, оно даже возросло. Филпотт — не типичный продукт такого развития, а его апофеоз, но и изучение экстремальных случаев полезно для статистики. Филпотта породил на свет не какой-то один фактор (система государственных пособий, снисходительность судопроизводства, ревность как парадоксальное следствие сексуальной революции): все эти факторы стали компонентами «ведьминого варева», из коего он появился. Причем он возник не как некий неизбежный продукт неизбежной химической реакции, а как человеческое существо, осознанно реагирующее на среду и обстоятельства. Когда Оуэн Джонс назвал Филпотта чудовищем, он был совершенно прав; и чудовища будут всегда — просто потому, что человеческому роду изначально присуще разнообразие. Но он был чудовищем, которому встретилась на пути благоприятная для него система — та, в которой монстры способны процветать (если, конечно, можно назвать его существование процветанием).

Между тем Наташа Мэсси (та самая подружка Чеда Эванса, о которой он якобы вовремя вспомнил) поддерживала его. Эта дочь богатого предпринимателя стала финансировать изощренную кампанию в поддержку футболиста. В частности, был создан сайт, на котором демонстрировалось видео, показывавшее, что молодая женщина, о которой говорилось выше, входит в гостиницу не в таком состоянии опьянения, в котором она была бы явно не способна дать согласие на секс, а по закону «пьяное согласие» все равно считается согласием. Еще одно видео, снятое до того, как она прибыла в гостиницу, вроде бы показывало, как она мочится прямо на улице. Двоюродный брат Эванса не только обнародовал ее имя и фамилию в социальных сетях (что было уже тогда запрещено законом — если, конечно, обладатель имени сам не дал на это согласие), но и обозвал ее пьяной шлюхой.

Судьи дважды отклоняли апелляцию Эванса: они не видели новых оснований для пересмотра приговора. Но с третьей попытки повторное судебное рассмотрение его дела все-таки назначили, поскольку выплыли на свет новые улики.

Нашлись два мужчины, которые решили дать показания. Говоря о сексуальном поведении этой молодой женщины, они заявили, что ранее ее сексуальное поведение с ними было весьма определенным — в точности таким, какое описал Эванс во время первого процесса. Но предшествующая сексуальная активность женщины не является уликой в суде об изнасиловании: склонность к промискуитету сама по себе еще не означает универсального согласия на половой акт с кем угодно.

Однако апелляционный суд постановил: в данном случае улики настолько специфичны, что их можно принять к рассмотрению — и, если присяжные займутся их разбором, жюри может вынести иной приговор (что, собственно, затем и произошло). По словам одного из новых свидетелей, сексуальное поведение жертвы (каковой ее считало обвинение) было в точности таким же, как и по словам Эванса (видимо, она требовала определенных «сексуальных практик» от трех мужчин); и это, и то, что наутро она испытывала амнезию, оказалось особенно полезным для стороны защиты. Это противоречило ее собственным показаниям, согласно которым она никогда прежде не страдала провалами в памяти.

В ходе повторного судебного разбирательства Эванс лишь несущественно изменил свои первоначальные показания. Сторона обвинения пыталась бросить тень на свидетельства двух мужчин, поскольку Мэсси предлагала награду в 50 тысяч фунтов за любые факты, которые привели бы к оправданию Эванса. Но жюри, состоявшее из семи женщин и пяти мужчин, либо поверило представленным уликам, либо по крайней мере придало им достаточное значение, чтобы прийти к выводу: сторона обвинения не сумела доказать свою правоту так, чтобы в ней не осталось «разумных (обоснованных)

сомнений». Так уж получилось, что и судьей, и защитником обвиняемого на этом повторном