Оскар за убойную роль - Анна и Сергей Литвиновы

– Зачем же ты сгружал ему все это?!

– Моей сверхзадачей было, – пожал плечами полковник, – вывести Птушко из равновесия. Известное дело: когда человек взволнован или разгневан, он хуже владеет собой. И куда более внушаем…

– И еще, я думаю, ты, Валерочка, хотел побольнее его уязвить, – медленно произнесла Татьяна.

– Да, хотел.

– Ты в изощренном кагэбэшном стиле мстил ему.

– Да, мстил, – медленно кивнул Валера. – Мстил – за тебя.

И он продолжил свой рассказ…

– …Садись. – Птушко сумрачно кивнул полковнику на роскошное кожаное кресло, стоявшее в углу кабинета подле журнального столика. – Выпить хочешь?

– Давай виски, – ответил Валерий Петрович. – Можно со льдом, но безо всякой содовой.

Ходасевич выглянул в окно и понял, что подземным ходом они перешли через улицу – напротив лучился огнями ночной клуб «Целина». Очень удобно – ходить обедать, не беря с собой зонтик. И всегда есть запасной выход из кабинета, на случай, если вдруг нагрянут менты или налоговики.

Валерий Петрович уселся в кресло. Он уже отчасти чувствовал себя хозяином положения. История про Жюли и болгарина принесла ему пользу. Она выбила Птушко из седла. Теперь важно развить свой успех. Но ни в коем случае не торопиться, не пережимать.

Птушко достал из бара-холодильника стаканы, лед, бутылку «Силвер лейбл». От души плеснул в два тяжелых стакана коричневой жидкости, добавил льду. Подошел к креслу, протянул напиток Ходасевичу. Тот поблагодарил хозяина коротким кивком. Птушко направился к своему месту, сделал по пути добрый глоток и вдруг повернулся к сидящему Ходасевичу.

– Что ты там нес про какое-то «реалити-шоу»? – проговорил он почти угрожающе.

«А он взволнован даже больше, чем я ожидал», – отметил про себя полковник и расслабленно буркнул, будто бы речь шла о пустяке:

– А, не бери в голову. Я смогу решить этот вопрос. Если тебе, конечно, не нужен скандальный «пиар».

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – отрывисто произнес Птушко.

– Естественно, не понимаешь, – миролюбиво ответствовал Ходасевич. – Ведь ты же не знаешь того, что знаю я.

– И что же тебе такое известно?

– Мне известно все, – весомо заявил Танин отчим.

Птушко наконец-то уселся на свое место у журнального столика. Оно было явно выше, чем кресло Ходасевича, и тому волей-неволей приходилось смотреть на него снизу вверх. «Затеи начальственной простоты», – усмехнулся про себя Валерий Петрович.

– Тебе, Коля, – медленно сказал полковник, умышленно называя оппонента уменьшительным именем, – тебе и твоей спецоперации посвятила целую полосу центральная газета. Завтра выходит номер.

– Какая газета? – отрывисто бросил Птушко. – Что за статья?

– Не буду голословным. – Ходасевич открыл свой портфельчик из скромного кожзаменителя. Достал из него папку-файл. Вытащил из файла стандартный лист бумаги формата А-4. Это была цветная ксерокопия газетной полосы – уменьшенная по сравнению с оригиналом в два раза. Выделялась газетная шапка «КУРЬЕР» и еще – жирно набранный заголовок: «Москвичку пытают перед телекамерами». Ниже помещались две фотографии: на первой, побольше, был Птушко в смокинге – он с бокалом в руке смотрел, улыбаясь, в объектив. На второй, поменьше, – Татьяна, ее лица не разглядеть, но на карточке было видно, что ее держат грубые мужские руки, а она вырывается и кричит.

Полковник перекинул полосу через стол Птушко. Тот, нахмурившись, вгляделся в нее. Затем проговорил:

– Фотография девчонки – подстава. Совершенно явно – постановочный снимок.

– Никто и не отрицает, – хладнокровно произнес Ходасевич. – Но это – частность. Не в снимке суть.

– А в чем?

– Прочитай, – пожал плечами Танин отчим.

На газетной странице и в самом деле было что посмотреть и почитать. Подзаголовок кричал: «Продюсер Птушко ради эффектного шоу превратил жизнь девушки в ад». Ниже шел текст. Его полковник Ходасевич помнил почти наизусть. Там ясно, просто и связно рассказывалась история Татьяны. От третьего лица, буднично и спокойно, повествовалось о перипетиях, произошедших в жизни обыкновенной москвички Тани С.: об увольнении с работы, слежке, подстроенной аварии, избиении в подвале… Дальше речь шла о камерах скрытого наблюдения, установленных в доме девушки, в квартирах ее родных и даже в больничной палате. Приводилась фотография одной из видеокамер. Доказательной базой текста являлись признательные показания оператора Трофимова и наркомана Виктора Воронцова. Первый рассказывал, как его наняли затем, чтобы следить за девушкой и контролировать видеоматериал, снимаемый с нею в «главной роли». Второй – наркоман – сообщал, что неизвестные попросили его прыгнуть под колеса Татьяниной «Тойоты». Они заплатили ему тысячу долларов сразу и посулили еще две – потом. Оба признания были написаны собственноручно, и в газете, для пущего эффекта, приводились их ксерокопии – а рядом рукописный текст дублировался полужирным печатным шрифтом. А главное, в статье говорилось о том, что, по сведению «источников в окружении олигарха-телевизионщика», всю эту операцию замыслил и организовал сам Птушко.

Продюсер пробежал глазами полосу и отрывисто сказал:

– У вас нет доказательств. Я подам на газету в суд.

Валерий Петрович отхлебнул виски:

– Если будет суд, мы предъявим против тебя веские улики. Можешь не сомневаться.

Птушко, сдвинув брови, начал внимательно вчитываться в крохотные буквы уменьшенной ксерокопии. «Он не просто читает, – понимал Ходасевич. – Он еще одновременно просчитывает, как избежать публикации. И какой убыток нанесет ему статья, если она выйдет. Внутри него сейчас словно невидимый калькулятор работает».

Наконец продюсер отшвырнул лист. Он уже не скрывал своего раздражения. Мягко спланировав, бумага упала на журнальный столик.

– Ты организовал эту гадость! – прорычал Птушко.

– Не скрою, я.

– Жаль, мои ребята не успели тебя замочить.

Ходасевич усмехнулся.

– Что ж они так плохо работают?

– Когда эта белиберда выходит? – отрывисто спросил Птушко.

– Там же указано число, – пожал плечами Валерий Петрович. – Завтра утром. – Он глянул на часы: – Номер подпишут в печать через полчаса.

– Я звоню главному редактору, – бросил Птушко.

Валерий Петрович пожал плечами: пожалуйста, мол, делай что хочешь.

Птушко достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.

«Блефует? – тревожно пронеслось в голове Ходасевича. – Или они и вправду знакомы с главным редактором? Или, того хуже, в хороших отношениях?» Эту деталь он не сумел в точности выяснить у своей подружки Леночки – она и сама не знала, в знакомцах ли ходят главный редактор «Курьера» и продюсер. Поэтому Ходасевич, когда готовил операцию, исходил, как всегда, из худшего: что редактор и Птушко друзья.