Современный политик. Охота на власть - Рифат Шайхутдинов

Во-вторых, такая политика включает в себя расчистку понятий, регулирующих общественную жизнь: «народ», «собственность», «демократия», «власть» и т. п. Сегодня эти понятия заслонены мифами и идеологемами, поставлены на службу сиюминутной конъюнктуре.

В-третьих, она включает в себя организацию серьезных общественных обсуждений — как упомянутых понятий и того, как они могут организовать нашу жизнь, так и тех ценностей и оснований, которые, независимо от политической системы, являются основами жизни в России; речь идет о справедливости, ценностях освоения территорий, мобилизации и т. п. Эти дискуссии должны ответить на вопрос, как в России возможен, например, справедливый суд или как богатство может работать на освоение территорий. Одновременно эти дискуссии явятся и тем местом, где будет формироваться элита.

В-четвертых, такая политика включает в себя реализацию современных технологий власти, связанных с диверсификацией инстанций власти, с созданием сложных властных композиций, с освоением коммуникативной и ориентирующей власти. Сама тема власти и ее модернизации должна стать предметом дискуссий.

И в-пятых, такая политика означает начало работы по формированию народа, который сегодня сведен до уровня населения и электората, не участвует в общественной жизни, не предъявляет свои ценности — а в таком качестве он становится объектом манипуляций со стороны любых, более технологически оснащенных сил.

Технологическое усиление — это и есть путь политической модернизации власти

Технологическое усиление — это и есть путь политической модернизации власти. Это позволит блокировать усилия «оранжистов» и создаст условия по выращиванию современных технологий власти в России. Дело современной, новой элиты — разворачивать такие технологии в оппозицию внешним силам и поверх существующей власти, которая, как оказывается, сама это только пытается делать — и не очень удачно.

ДАЖЕ ПРИ РАБОТЕ с теми политическими понятиями, которые являются ключевыми для современой России, ни властями, ни оппозиционерами не рассматриваются содержательные альтернативы их идеологическим конструкциям, в результате чего возникает бессмысленный клинч. Современная политическая и общественная жизнь в России очень бедна.

В этой ситуации в выигрыше окажутся те, кто владеет пониманием современных технологий власти, кто проводит линию на технологическое усиление страны. (То же относится не только к политической жизни внутри страны, но и к межстрановым отношениям.) Именно это мы описываем и фиксируем как третий, наиболее актуальный для России, путь содержательной модернизации власти.

16 мая 2005 г.

ПРЕДЛАГАЕМЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР притязаний папской власти на главенство в церкви дает возможность увидеть процесс формирования церкви как инстанции власти[90]. Фиксацию важных, с нашей точки зрения, моментов этого процесса мы выделим в пронумерованных комментариях, помещенных в конце этой главы. Там же читатель найдет и заключение, где перечислены условия, необходимые для становления инстанции власти. Но прежде чем перейти к обзору, следует сделать вводный комментарий к теме.

Само положение о самостоятельности инстанции (любой) религиозной власти по отношению к светской не ставится под сомнение европейским человеком. Культурологические исследования подкрепляют эту безусловность, анализируя распределение власти в первобытных племенах и древние царствах, в которых всегда существовали две не сводимые друг к другу инстанции власти — жрец и царь (1). Эти две инстанции апеллируют к различным трансценденциям[91], к различным источникам порядка, у них разные основания власти.

Однако в послехристианской истории автономность церковной власти имеет своим источником еще и христианское учение. Христос недвусмысленно говорит (Пилату) о том, что «Царство Мое не от мира сего» (Ин 18:36), возвещая иной, по сравнению с римским, характер своей власти. Э.А. Блум комментирует это место так:

«Поскольку Иисус говорил о "царстве", Пилат "ухватился" за слово "царь". Итак, Ты все-таки Царь? Христос не отрицает сказанного Пилатом, но дает ему понять, что Его Царство — это Царство Истины (в значении истинного Богопознания, духовной истины), которое стоит над всеми земными царствами. Всякий, кто от истины (т. е. расположен к ней, будь то иудей или язычник), слушает гласа Моего, говорит Господь. В нескольких словах Он, в сущности, утверждает Божественный характер как происхождения Своего (Я… пришел в мир), так и служения (…чтобы свидетельствовать об истине)» (2).

Являясь наследником именно такого понимания своего места в мире, вселенская церковь первых веков христианства, пройдя периоды подпольного существования и гонений, а затем — государственного признания в новой (второй) Римской империи, с III–IV веков начала осуществлять становление себя как автономной инстанции власти. Это произошло в форме становления папской власти.

ВСЕЛЕНСКИЕ СОБОРЫ (IV–VIII веков) ни одному из патриархов не предоставляли исключительной власти над вселенской церковью. За римским патриархом признавалось лишь первенство чести[93]. Вопреки этому римские патриархи, именовавшиеся «папами», подчинив себе все церкви Запада, стали считать себя главами и правителями всей вселенской церкви.

Этим притязаниям способствовали различные причины. С III века, особенно же в IV веке, западные церковные писатели стали насаждать представление о том, что в церкви кроме невидимого существует еще и видимый глава. Этим, по их утверждениям, достигается всеобщее единство церкви (Комментарий 1). Таким главой они признавали римского епископа, главу всемирного города, наследовавшего власть апостола Петра, который, по их утверждениям, был князь епископов (Комментарий 2). Римские епископы старались такие ошибочные утверждения проводить в церковной и политической жизни.