Узда для Троцкого. Красные вожди в годы Гражданской войны - Сергей Войтиков

Далее секция перешла к «частному совещанию». Что на нем обсуждалось — неизвестно, т. к. ни протокол, ни стенограмма его до сих пор не выявлены. Впрочем, не исключено, что, как и в начале утреннего заседания военной секции 21 марта, происходящее никто не стенографировал.

Утром 21 марта на втором заседании Организационной секции по РВСР в лице его Полевого штаба отстрелялся видный московский большевик — хорошо известный нам по «дискуссии о ВЧК» председатель Московского губернского исполкома, член МК РКП(б) Т.В. Сапронов как большой любитель подзадорить вождей, и прежде всего В.И. Ленина, который на всероссийских съездах и конференциях охотно покупался на все его провокационные заявления. По мнению Т.В. Сапронова, составленному по жалобам Серпуховского уездного исполкома на Полевой штаб РВСР, «недалеко от Москвы, в Серпухове, поселился [Полевой] штаб, который забрал лучшие помещения и поселил туда своих служащих. Когда разразилась в городе эпидемия тифа, то понадобились больницы. Но где взять помещения? Часть занята исполкомом, часть — штабом и его служащими. Когда стали говорить, что надо выселить служащих штаба, то в ответ было заявлено: “Выселяйте исполком с его отделами, но не этих служащих, потому что их выселение отразится на интересах Красной армии”. В результате Революционный военный совет [Республики] объявил город на военном положении для того, чтобы взять власть в свои руки и выбросить [местный] исполком на улицу. Приостановить это распоряжение удалось лишь после массы хлопот; пришлось ехать к Ленину и т. д. Таким образом, получилось, что служащие штаба занимали прекрасные помещения, а больные тифом рабочие умирали у себя на квартирах. Против таких распоряжений надо протестовать. Мы требуем, чтобы Революционный военный совет [Республики] прислушивался к тому, что делается на местах. Если виноваты исполкомы, расстреливайте целые исполкомы. Если надо, расстреливайте комиссаров, которые не подчиняются декретам». Естественно, исполком тут был не при чем и расстрелять предлагалось военных комиссаров Полевого штаба РВСР, одним из которых, между прочим, был член Реввоенсовета Республики С.И. Аралов, вечером того же дня сделавший на съезде доклад о военном положении.

Казалось бы, вечером на заседании съезда высказывание Т.В. Сапронова должны были припомнить оппозиционеры и именно они должны были бы делать доклад по военному вопросу. Однако доклад, как уже говорилось, сделал С.И. Аралов, весьма выигрышно, по карте, продемонстрировав расширение территории РСФСР «со времени летней кампании» 1918 года «в два с половиной раза». Приписав все успехи на фронтах организации центром армий во главе со специалистами и списав бегство 11-й армии на ее оторванность и слабость командного состава, т. н. Пермскую катастрофу на стратегические успехи противника и тактическую слабость руководства 3-й армии и т. п., Аралов признал и отдельные неудачи высшего военного руководства РСФСР, оправдывая их независящими от Наркомата по военным делам причинами: проблемами с расквартированием частей Красной армии, дезорганизацией воинских перевозок, недостаточно энергичной политической работой, нехваткой профессионалов в самых разных областях военного дела, доходящей на фронте до 60%, а также поддержкой противников советской власти интервентами, успехами стратегического планирования у белых и организацией ими «сильно дисциплинированных войск в большом количестве». Последний фактор, судя по приведенным Араловым цифрам, был явно преувеличен. Так, на Восточном фронте группировке войск Красной армии в составе 104 тысяч «активно действующих штыков» противостоял якобы «в общей сложности на всей линии нашей армии на восьмитысячеверстном направлении […] противник от 500 до 600 тысяч, причем не все резервы противника [были] взяты на учет […]». Если бы А.В. Колчак услышал откровение от С.И. Аралова, он бы, наверное, расхохотался: с такими войсками адмирал взял бы Москву, либо вздернув большевиков на виселицу, либо отправив их писать мемуары в эмиграции и готовить «красную весну». Вероятно, Аралов и сам был в курсе сильного искажения действительности, вследствие чего даже назначил сам себя «унтер-офицерской вдовой», уделив специальное внимание крайне неудачной постановке агентурной и войсковой разведки. Подобные признания были довольно рискованны, учитывая, что Аралов, помимо постов члена Реввоенсовета Республики и военного комиссара Полевого штаба РВСР, занимал и пост начальника Регистрационного управления Полевого штаба, основной функцией которого с января 1919 г. (после «потери» ведомством Л.Д. Троцкого военной контрразведки) как раз и стала военная разведка.

После С.И. Аралова с его отчетом — характеристикой положения на фронтах, весьма благоприятной для высшего военного руководства, выступил Е.М. Ярославский. Он справедливо заклеймил позором Г.Я. Сокольникова и группу меньшинства военной секции, не пожелавших продолжать работу после поражения в голосовании, и доложил о принятии за основу тезисов В.М. Смирнова с внесенными поправками, уделив особое внимание снятию из этих тезисов 10-го пункта — о критике Совета Обороны, Реввоенсовета Республики и Наркомата по военным делам с рядом его подразделений (пункт был зачитан далеко не весь, и основная критика до сведения собравшихся доведена не была). Ярославский констатировал, что «этот пункт был большинством секции опровергнут» и заменен другим пунктом: «военным комиссарам предоставляется право решающего голоса во всех вопросах, кроме оперативного, т. е. и в вопросах формирования, и в целом ряде других вопросов, кроме оперативного». Однако от критики Л.Д. Троцкого и его окружения Е.М. Ярославский отнюдь не отказался, правда, он, как на этом и настаивал на заседании военной секции К.Е. Ворошилов, соблюдал сугубую осторожность. Искрой, которая должна была разжечь пламя, должна была стать «Пермская катастрофа» — в 3-й армии Восточного фронта, вина за которую не вполне заслуженно пала на плечи Л.Д. Троцкого и ударила по авторитету в партии Я.М. Свердлова. Е.М. Ярославский не согласился со словами С.И. Аралова о причинах падения Перми и напомнил об итоговом Отчете Комиссии ЦК в составе И.В. Сталина и Ф.Э. Дзержинского, но прямо не процитировал основные тезисы документа. Суть отчета состояла в том, что РВСР и подчиненный ему Наркомвоен обвинялся в расстройстве «т. н. директивами и приказами [аппарата] управления фронтом и армиями», а основной вывод напрямую затрагивал Троцкого и его сторонников: «Без соответствующих изменений в военном центре нет гарантий на успех на фронтах». «Доклад, который был сделан Центральному комитету [Сталиным и Дзержинским], — сказал Ярославский, […] — рисует совершенно иную картину падения, чем [та, что] нам нарисовал т. Аралов. И если бы мы всем [делегатам] указали, в чем причина поражений […], то, несомненно, этих поражений было бы гораздо меньше». Таким образом, в критике Троцкого и поддержавшего его ЦК партии Ярославский предложил заочно поучаствовать членам ЦК Сталину и Дзержинскому. Ленинской установкой на отстаивание Троцкого Сталин был поставлен в крайне двусмысленное положение. Со стороны Ярославского это был блестящий полемический ход, который, к несчастию военной «оппозиции», т. е. большинства военных делегатов, так и не стал началом массированной атаки.

Г.И. Сафаров, получивший слово вслед за Е.М. Ярославским, подчеркнул отсутствие принципиальных различий в программах «большинства» и «меньшинства» и правоту Г.Я. Сокольникова о том, что основная проблема якобы заключалась в мелкобуржуазности среднего крестьянина, составлявшего костяк РККА. По словам Сафарова, было необходимо, чтобы Красная армия стала «не только орудием пролетарской диктатуры», но и «школой политического воспитания, школой организационной […] для воспитания широких масс, которые мы вовлекаем в армию». Кроме того, Сафаров указал на необходимость создания стройной системы политических органов в армии под руководством ЦК РКП(б) вместо оторванного от партячеек в действующей армии Всебюрвоенкома, для того чтобы «комиссары, [рассеянные] по ротам, полкам и дивизиям […] каким-то образом были связаны с вами, т. Ленин (! — С.В.), […] партийной связью».