Распахнутая земля - Андрей Леонидович Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самой вершине холма, венчающего западную часть Большого Заяцкого острова, откуда открывается вид на окрестные острова и проливы и где особенно много каменных куч, лабиринтов и прочих фигур, не поддающихся определению, монахи Соловецкого монастыря выложили из камней большой крест. «Молодость» креста не вызывала сомнений, потому что, в отличие от камней лабиринтов и каменных куч, покрытых коркой лишайника, камни креста были столь же чисты и светлы, как прибрежные валуны.
По самым приблизительным подсчетам А. Я. Брюсова, который использовал данные Н. Н. Виноградова, в середине тридцатых годов нашего века на Соловецких островах было известно около пятисот различных каменных сооружений, большая часть которых представлялась весьма загадочной. Теперь, после нескольких лет, в течение которых Куратов методично, шаг за шагом обходил Соловецкие острова, эту цифру можно было почти удвоить. На самом же деле фактическая разница оказывалась меньшей: за прошедшее время, особенно за военные годы, многие лабиринты успели разрушить, и память о них сохранилась лишь в описаниях прежних исследователей.
Соловецкие лабиринты привлекали внимание не только своей загадочностью, но и своей неповторимостью, тем, что так отличало их от всех других лабиринтов. Здесь лабиринты располагались многочисленными группами, тогда как в других местах, как правило, находились единичные экземпляры. Столь же удивительным было и отсутствие на Соловецких островах каких-либо стоянок древнего человека. Ни поиски прежних археологов, ни старания самого Куратова найти хотя бы одну стоянку, по предметам которой удалось бы связать древних обитателей Соловецкого архипелага с одной из археологических культур, существовавших некогда на берегах Белого моря, до последнего времени успехом не увенчались.
Вот почему этим летом, в то время как я странствовал по востоку Терского берега, мой приятель решил снова вернуться на Большой Заяцкий остров, чтобы испробовать другой подход: разобрать одну из каменных куч, сопровождавших лабиринты. Такие попытки делались не раз. Первое, что приходило в голову при взгляде на эти высокие, черные от старого лишайника кучи валунов, — каменные курганы… Однако найти в них остатки погребенных еще никому не удавалось.
— Я решил так: пусть меня постигнет неудача, но я наконец перестану мучиться вопросом: а что это за кучи? То есть мучиться-то я все равно буду, но хотя бы одно узнаю твердо: есть там погребения или нет и никогда не было! — рассказывал с воодушевлением Куратов. — Выбрали мы среднюю кучу среди одной из групп. Тут требовалось все рассчитать: чтобы куча не оказалась случайной, чтобы ее никто до нас не трогал, чтобы она ничем не отличалась от остальных. Сфотографировали, обмерили, начали разбирать. Я сам все время стоял тут же и фиксировал каждый камень: а вдруг что-нибудь в насыпи окажется?.. Вот такой эта куча была в плане, вот ее разрез… — Он протянул мне два чертежа. — Ничего не нашли. Ну, говорю, давайте еще немного углубимся в галечник, на котором эти кучи стоят и из которого сложены… И вот, Андрей, представь себе: ниже — я специально это потом проверил, — сантиметров на тридцать ниже поверхности, оказалось среди камней темное пятно! Яма, могильная яма!.. Вот как она выглядит на фотографии: еле заметная, не яма, а тоненькая прослойка — немного песка, тлен, как от дерна, угольки. И кусочек кости — один! По-видимому, покойников они сжигали…
— А ты уверен, что кость эта — остатки трупосожжения? — переспросил я его, рассматривая невзрачный обломок кости. — Что это не случайная кость, возможно даже, оленя или медведя?
Я вертел кусок в руках, с сомнением рассматривая мелкие трещинки на сохранившейся головке сустава, которые, по мнению Куратова, свидетельствовали о древней кремации.
— Я уже давал эту кость на исследование, и специалисты признали, что это человеческая кость, — ответил он. — Да, вот еще что лежало в яме…
С этими словами Куратов подвинул мне осколки кварца. К тому времени я уже научился отличать кварцевые орудия от бесформенных отщепов, но на этих не было никаких следов обработки. Впрочем, не было у меня и сомнений, что эти куски разбиты рукой человека. В Карелии, в Финляндии, а в особенности в Заполярье — в Норвегии и на Кольском полуострове, — где месторождений собственного кремня почти совсем не было, людям приходилось изготовлять орудия из более неудобных материалов, в первую очередь из кварца.
— А стоянки? — спросил я Куратова скорее по привычке задавать этот вопрос, чем надеясь на ответ. Ведь кусочки кварца, найденные в каменном кургане, давали исследователю путеводную нить.
— Стоянки? — переспросил он. — Пока стоянок нет. Но вот на восточной оконечности Большого Заяцкого я нашел кварцевый скребок и там много битого кварца…
Куратов достал из стола коробку и высыпал из нее еще несколько кварцевых кусков. Скребок я увидел сразу, а два других, по-видимому, представляли собой типичные пирамидальные нуклеусы. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы убедиться в существовании стоянки с кварцевым инвентарем на восточной оконечности Большого Заяцкого острова, а рассказ Куратова о битом кварце только подтверждал это. Он не решился назвать свою находку стоянкой, потому что впервые встретился с кварцевой индустрией и, подобно другим археологам, искал на Соловецких островах поселения с кремнем и керамикой. В отношении кварца у меня было больше опыта. Я знал, что кварцевые отщепы и битый кварц на Севере выполняют ту же роль, что колотый кремень и черепки в нашей средней полосе, указывая археологу на близость древнего поселения…