Войны Митридата - Михаил Елисеев

Сначала Нудон отправил римские отряды занять укреплённые пункты на равнине, чтобы тем самым попытаться задержать вражеское наступление. Но катившаяся понтийская лавина просто выметала их оттуда, и командующий вынужден был стянуть все имеющиеся у него войска на дальние подступы к Халкедону. Чтобы здесь остановить врага. Между тем осложнилась обстановка и на море, поскольку к городу подходил понтийский флот и присутствие командующего требовалось в гавани. Но Рутилий не мог разорваться и одновременно присутствовать в разных местах.

К тому же его войска уже вступили в боевое соприкосновение с передовыми частями противника на суше, и легковооружённые бойцы с обеих сторон забрасывали друг друга метательными снарядами. Скифская конница Митридата кружилась вокруг римских когорт, поражая стрелами тех, кто не успел укрыться за большими щитами. По клубам пыли, которые поднялись над равниной, Нудон понял, что приближаются главные силы Митридата, и решил остаться с войсками на суше. На свой корабль он уже не мог попасть, поскольку бой на море уже вот-вот готов был разразиться и метания командующего ни к чему бы хорошему не привели.

Понтийцы подходили всё ближе и ближе, уже можно было разглядеть изображения на щитах воинов в передних рядах, а также знамёна, которые развевал налетевший с моря ветер. Митридат ехал на боевой колеснице во главе своих войск и, увидев вдали готовые к бою римские когорты, распорядился послать против них наемников бастарнов. Царь знал, каким свирепым и всесокрушающим бывает их первый натиск. Под грохот барабанов варвары начали выдвигаться вперёд. Все как на подбор рослые, в кольчугах и бронзовых фракийских шлемах. Многие были без щитов, поскольку несли на плече громадные двуручные фальксы – остро отточенные серповидные мечи, которыми с одного удара можно было развалить человека пополам.

Боевые рога бастарнов трубили атаку, и волна воинов Митридата покатилась на римский строй. Подняв сверкающие на солнце фальксы, варвары с боевым кличем бежали на врага, невзирая на римские копья, которыми легионеры забрасывали атакующих. Врубившись с разбега во вражеские шеренги, бастарны начали кромсать своими страшными двуручными серпами легионеров, с одного удара отсекая руки, ноги, головы, разваливая людей пополам и разбивая тяжёлые прямоугольные щиты. Какое-то время когорты держали строй, но затем дрогнули, заколебались и, сломав фронт, обратились в бегство, стремясь укрыться за стенами Халкидона от преследующих их бастарнов. Бросая оружие и снаряжение, легионеры со всех ног бежали к городским воротам, а варвары, лёгкие на ногу, быстро их настигали и рубили на бегу. Видя разгром римской пехоты, скифские всадники Митридата погнали коней и, обойдя охваченные паникой толпы беглецов, стали поражать легионеров стрелами.

Городские ворота были распахнуты настежь, и разгромленные войска вливались в них сплошным потоком. Стоявший на стене Котта сорвал голос, тщетно требуя от воинов остановиться и построиться в боевые порядки. Однако сам проход в город оказался достаточно узок и не мог пропустить всех желающих. В итоге образовалась страшная давка, в которой многих затоптали насмерть. И тут снова появились скифы! Сидя на конях, они подъезжали совсем близко к беснующейся толпе и били на выбор обезумевших от страха легионеров. Ни один выстрел не пропал даром, ни одна стрела не миновала цели. Но уже приближались бастарны, которые гнали перед собой новые толпы беглецов, и Котта, запаниковав, велел закрывать створки ворот. Внизу поднялся такой вой, что даже скифы, удивлённые, перестали стрелять. Нудон, который чудом уцелел в этой давке, но в город попасть не сумел, отчаянно кричал и махал руками до тех пор, пока ему со стены не скинули верёвку, и, обдирая руки в кровь, командующий флотом быстро полез наверх. Также подняли на стены и некоторых других командиров, а остальным не повезло. Тщетно они тянули руки к тем, кто находился на городских укреплениях, подоспевшие бастарны и скифы перебили всех!

На море судьба тоже отвернулась от сыновей волчицы. Четыре их корабля ярко горели, густые клубы чёрного дыма поднимались к небу. Остальные суда спешно ушли в гавань и скрылись за заграждениями из медных цепей, которые натянули, чтобы остановить победоносный понтийский флот. Но навархи Митридата повели свои корабли в новую атаку и, прорвав заграждения, ворвались в гавань Халкедона. Понтийцы захватили 60 кораблей и пленили их экипажи, а сами суда взяли на буксир и потянули в открытое море. Апофеозом дня стал прорыв бастарнов в городскую гавань и страшная резня, которую они учинили над находившимися там римскими моряками. И Котта и Нудон всё это видели со стен, но и пальцем не пошевелили, чтобы помочь своим соотечественникам, настолько был силён охвативший их страх. Бастарны свирепствовали до самой ночи, и только она положила предел кровавой бойне.

* * *

Это был сокрушительный разгром, который произвёл впечатление не только на население Малой Азии, но и на самих римлян. Кратко и емко охарактеризовал эту победу Мемнон: «Так Митридатова удача поработила дух всех». Первыми, кто горячо откликнулся на исход битвы под Халкедоном, были легионеры Лукулла. Они открыто заявили, что надо «бросить Котту на произвол судьбы, идти вперед и захватить Митридатовы владения, пока они лишены защитников. Такие речи вели главным образом солдаты, досадовавшие, что Котта своим безрассудством не только навлек злую погибель на себя и своих подначальных, но и для них становится помехой как раз тогда, когда они могли бы выиграть войну без единой битвы» (Плутарх). Как это не покажется парадоксальным, но доля правды в этих словах была. Разгромленный Котта был наглухо заблокирован в Халкидоне и помощь мог ждать только от Лукулла, поскольку других римских войск в Малой Азии просто не было. Понтийские отряды рвались на запад, они уже заняли большой город Лампсак, и возникла реальная опасность их вторжения в римскую провинцию Азия. Пожар войны растекался по всему региону, и у римлян были веские основания полагать, что в ближайшее время его не удастся затушить.

Что же касается самого сражения, то римляне понесли в нём страшные потери. Аппиан и Плутарх называют примерно одинаковые цифры, у Плутарха это 4000 человек, а у Аппиана около 3000. Несколько иные данные приводит Мемнон, отмечая, что на суше римляне потеряли 5300 бойцов. Но что особенно ценно, он указывает и количество погибших в морском сражении – 8000 воинов, а также тех, которые были захвачены в плен на кораблях – 4500 человек. Косвенным подтверждением того, что именно так могло и быть, служит замечание Плутарха о том, что Котта «достиг того, что в один день был разбит и на суше, и на море, потеряв шестьдесят судов со всеми людьми». Впрочем, в дальнейшем Плутарх делает существенную отговорку, когда говорит, что одних только солдат из города Кизика погибло 4000. Аппиан же конкретно говорит о римлянах: «Из римлян было убито до 3000, в том числе один из сенаторов, Люций Маллий». О том, что тяжелые потери понесли не только римские союзники, но и легионы, свидетельствует Мемнон: «В этом сражении бастерны обращают в бегство пехоту италов и учиняют великую резню среди них». В другом месте он же отмечает, что «из пешего войска италов пало пять тысяч триста». Упомянув о резне римлян на суше, историк из Гераклеи отмечает, что «так же случилось и во флоте». А резня, как мы знаем, подразумевает беспощадное избиение сломленного духом противника.