Изгнанник - Аллан Фолсом

— И я тоже. Спокойной ночи.

Мартен ответил вежливым кивком и пошел к двери. Он был вымотан и ничего не узнал. Хуже того, он раскрылся, вступив в разговор с барменом, а теперь тот знает еще и его фамилию.

— Черт!

Обескураженный, злой на самого себя, он почти дошел до двери, как вдруг увидел группу молодых людей, расположившихся за столиком в отдельной нише. Рядом с ними, прислоненный к стене, стоял большой картонный щит, на котором красными и белыми буквами было написано: «РУССКАЯ ОБЩИНА».

Мартин почувствовал, как внезапно участился его пульс. Снова русские!

Кинув быстрый взгляд в сторону стойки и убедившись, что бармен не смотрит в его сторону, он приблизился к столу За ним сидели десять человек — шестеро мужчин и четыре женщины — и тихо общались на русском.

— Простите, — вежливо обратился он к ним, — кто-нибудь из вас говорит по-английски?

В ответ послышался смех.

— Что вам угодно, приятель? — широко улыбаясь, поинтересовался худощавый юноша в огромных очках.

— Я ищу человека с инициалами И.М. или, может, прозвищем.

Посетители за столиком переглянулись, на всех лицах читалось одинаково непонимающее выражение.

— Извини, друг, — сказал один из мужчин, темноволосый.

Николас бросил взгляд на щит с разноцветной надписью «РУССКАЯ ОБЩИНА».

— А могу я поинтересоваться, чем занимается ваша община?

— Мы собираемся раза два в неделю, чтобы поговорить о нашей родине. О политике, о том, что происходит в обществе, и все такое, — ответил тот же худощавый молодой человек.

— Это называется тоска по дому, — с улыбкой заметила круглолицая блондинка, и все засмеялись.

Мартин тоже улыбнулся и, продолжая разглядывать сидящих, задал еще один вопрос:

— А что такого происходит у вас на родине, что это нужно обсуждать раз в две недели? — Он помнил — «7 апреля/Москва», если, конечно, эта дата вообще хоть что-нибудь значила. — Может, близится событие, о котором должен знать весь остальной мир?

Темноволосый усмехнулся.

— Вы имеете в виду что-то, помимо сепаратистских движений, коррупции и русской мафии?

— Да.

— Ничего особенного, если, конечно, вы не верите сплетням о том, что российский парламент может проголосовать за восстановление монархии. — Он снова хмыкнул. — Тогда мы станем похожи на британцев. Появится то, вокруг чего сможет объединиться вся нация. Неплохая идея, если, конечно, тот, кто взойдет на престол, окажется приличным человеком. Однако это вряд ли случится — как и многие другие великие перемены, о которых мечтают люди. А мы собираемся здесь, — он пожал плечами, — и получаем удовольствие от… — темноволосый взглянул на круглолицую блондинку, — «тоски по дому».

Все, кроме Мартена, снова рассмеялись. Итак, сами русские на интересующую его тему не заговорят, поэтому он решил надавить на них.

— Могу я задать еще один вопрос? Дата седьмое апреля что-нибудь означает для русских? Особенно для тех, которые живут в Москве? Может быть, в этот день должно произойти нечто особенное?

Пухлая девушка снова улыбнулась.

— Я сама из Москвы, и, насколько мне известно, седьмое апреля — это всего лишь седьмое апреля.

Она окинула взглядом сидящих за столом и хихикнула.

— Она права, приятель, — кивнул парень в очках, — седьмое апреля — это седьмое апреля, и больше ничего. — Он неожиданно подался вперед и заговорщическим тоном спросил: — А почему ты спрашиваешь?

— Да так… — неопределенно ответил Мартен, пожимая плечами. Точно так же ответили на этот вопрос следователи из российского МВД, когда приезжали в Лос-Анджелес. — Некоторые думают, что это какой-то ваш праздник, хотя лично я о таком никогда не слышал. Наверное, я просто что-то не так понял. Но все равно, большое вам спасибо.

Мартен повернулся к столу спиной и собрался уходить.

— Но к чему все эти вопросы? — снова обратился к нему русский юноша.

— Еще раз спасибо, — не оборачиваясь, сказал Мартен и вышел.

Отель «Хэмпстед холидей инн», все еще понедельник, 1 апреля, 23.35

Он выключил свет и теперь лежал на кровати, прислушиваясь к шуму ночного города, проникавшему через окно с улицы. Впрочем, стало гораздо тише, чем когда он уходил, и тем более, когда полчаса назад вернулся из бара «У Пентрита». Но тем не менее шум не умолкал ни на минуту, постоянно напоминая о том, что город бодрствует.

«Дом на Аксбридж-стрит. Чартерный самолет, зафрахтованный Обри Коллинсоном. Чартерный самолет, который посылали даже не один, а два раза. Бар „У Пентрита“, И.М., РУССКАЯ ОБЩИНА. 7 апреля в России и в Москве — всего лишь дата. Никакой новой информации!»

Сразу же после того, как Мартен зарегистрировался в отеле, он зашел в гостиничный сувенирный магазин, купил небольшой блокнот и уже сделал в нем первые записи.

Пришедшая в последний момент мысль спросить у маляра по поводу Обри Коллинсона была выстрелом вслепую, но зацепки оставались прежними. И Джин Вермеер был здесь.

Возможно, детективу из Лос-Анджелеса уже позвонил бармен-блондин и сообщил, что человек, приметы которого совпадают с теми, что у него имеются, приходил в бар и расспрашивал про И.М. Он тоже американец, по фамилии Мартен. Или Мартин — черт его знает.

Если это так, то Джин Вермеер уже наверняка предпринимает какие-то действия: например, требует, чтобы коллеги из Скотланд-Ярда прочесали все лондонские отели в поисках человека по фамилии Мартин или Мартен. Сколько времени понадобится им, чтобы позвонить в «Хэмпстед холидей инн» и выяснить, что здесь действительно остановился американец Николас Мартен? Не пройдет и часа, как он постучит в дверь этого номера.

Николас перевернулся на другой бок, пытаясь выбросить из головы события минувшего дня. Наверное, ему вообще не стоило отправляться в этот бар. Даже если Вермеер пришел туда не затем, чтобы найти его, он расспрашивал про И.М. Один этот факт указывал на то, что полиция Лос-Анджелеса не поставила окончательной точки в деле Реймонда, хотя общественности было заявлено обратное.

Мартен и раньше предполагал, что их дорожки с бывшими коллегами могут пересечься. Вермеер не заметил его лишь по счастливой случайности, и это означало, что Мартен должен тщательно обдумывать каждый свой шаг. Они с Ребеккой благополучно добрались до Лондона и находились в начале новой жизни. Мартен просто не мог позволить себе такую роскошь — если это слово вообще употребимо в данном случае — сбивать себя с пути поселившемуся внутри его искусителю и снова вовлечь в смертельно опасную игру. Ради его собственного блага и блага Ребекки он должен пообещать самому себе раз и навсегда выбросить Реймонда и все, что с ним связано, из головы. По той же причине он возносил молитвы о том, чтобы Вермеер не спрашивал о нем бармена, а бармен не расслышал его имени, когда оно было произнесено Клементиной Симпсон.