Все, что блестит - Рут Райан Ланган

Мэтт несколько мгновений смотрел на его руку, затем пожал ее.

— Конечно.

Одеваясь перед просмотром своего фильма, Мэтт не отрывал глаз от Александры, которая тщательно делала макияж, накладывая косметику на свое бледное лицо.

— Чуть не забыл. — Он протянул ей записки, которые получил от Бадди.

Александра прочла их, затем отбросила в сторону.

— Вечеринки, на которые Бадди хочет пойти вместе со мной сегодня.

— Ты хочешь пойти с ним?

Она пожала плечами:

— Только если наши пути случайно пересекутся.

— Должны пересечься. Не будь с ним слишком строга, Алекс. Он делает то, для чего ты его наняла. Возможно, он заключил для тебя несколько хороших контрактов.

— Тогда я не возражаю. По крайней мере я смогу на тебя опереться.

Мэтт подошел сзади, приподнял ее волосы, поцеловал в плечо.

— Правильно. И не забывай об этом.

Они внимательно смотрели друг на друга в зеркало.

— Ты выглядишь потрясающе, — пробормотал он.

— Даже несмотря на красные глаза?

— От тех слез не осталось и следа. Пойдем. Пора предстать перед миром.

Мэтт вошел в зал, и его немедленно окружили фотографы и репортеры.

— Что вы хотели сказать своим фильмом? — крикнул один из них.

Хотя Алекс и старалась держаться в тени, Мэтт вытащил ее вперед и обнял рукой за талию. Этим он ясно давал понять, что они — вместе. И хотя репортеры умирали от желания покопаться в его личной жизни, они остерегались пытаться проделать это с таким человеком, как Мэтт Монтроуз.

Мэтт расправился с прессой с той же легкостью, с какой, по-видимому, справлялся со всем остальным.

— То же, что и все остальные, наверное. Кем бы вы ни были, как бы ни строили свою жизнь, вы стремитесь к пониманию, признанию, любви.

— Кстати, о любви… — крикнул другой репортер, но Мэтт оборвал его.

— Думаю, нам следует сперва посмотреть фильм. Я отвечу на ваши вопросы после.

Они сели в поджидавший лимузин и проехали всего полквартала до входа в «Палас». Когда объявили их имена, Мэтт и Алекс начали подниматься по широкой лестнице, покрытой красным ковром, останавливаясь через каждый десяток ступенек и оборачиваясь лицом к вопящей толпе. Крики зрителей оглушали. Помахав им, они исчезли внутри.

За ними приехало множество знаменитостей. Пока не погасли огни, в зале стоял гул голосов. Затем начались титры, и толпа зрителей притихла.

Как и все остальные, Алекс тотчас же попала под очарование незабываемых лиц, заполнивших экран. Каждая сцена, каждая фраза били по нервам. Когда фильм кончился, зал вскочил на ноги, вызывая режиссера. Зажегся свет. Мэтт, сидящий рядом с Алекс, казался ошеломленным такой реакцией.

Алекс смахнула слезы и, присоединившись к остальным, стала аплодировать его таланту, пытаясь проглотить душивший ее комок в горле. Фильм Мэтта, как ни один из виденных ею раньше, вызывал небывалый подъем. После него оставались добрые чувства и было видно, что на остальных он подействовал так же.

Когда они вышли, критики уже начали обрабатывать репортеров.

— Без сомнения, самый тонкий…

—…превосходная режиссерская работа для первого раза…

—…ждать, что имя Мэтта Монтроуза будет украшать экран еще долгие годы.

—…даже превзойдет своего знаменитого отца.

Они прервались, чтобы поаплодировать Мэтту, который спустился по лестнице и подошел к ряду микрофонов, крепко держа за руку Алекс, и начал отвечать на вопросы, которыми его засыпали.

— Ты слышал, Мэтт? Один из них просто назвал тебя гением, — ласково сказала Алекс час спустя, когда они брели по улице, купаясь в лучах славы.

Он рассмеялся:

— Да. В этом году. А в следующем они, возможно, назовут меня бездарью. Такие у них нравы.

Она остановилась, повернулась к нему лицом.

— Перестань быть таким скромным. Признайся, Мэтт. Тебе нравилось слушать аплодисменты.

Он опустил руки ей на плечи.

— Разумеется. И надеюсь, они будут и дальше аплодировать моим работам. Но я не могу работать только для того, чтобы доставлять им удовольствие. Мне надо быть достаточно сильным, чтобы делать то, что считаю лучшим, и не обращать внимания на то, что думают критики и зрители.

Ветерок подхватил волосы Алекс, и он протянул к ним руку, чтобы поймать прядки и дернуть за них.

— Мы с тобой оба знаем, как капризна публика. Нелепо ожидать от нее признания всего, что мы делаем. Этот фильм теперь станет эталоном, которым они будут измерять мою следующую работу. — Мэтт взял ее за руку и пошел дальше. — Если он не будет соответствовать эталону, они с тем же пылом будут меня ругать, с каким сегодня аплодировали мне.

— Я тебя никогда не буду ругать.

Он запрокинул назад голову и рассмеялся:

— Обещаешь?

— Клянусь.

Она была так серьезна, что Мэтт не мог удержаться от искушения подразнить ее. Рассматривая их сцепленные руки, он сказал:

— Ну, возможно, ты и не будешь аплодировать каждому фильму, который я сниму в будущем, но держу пари, к одному представлению ты не придерешься.

Алекс повернулась и вгляделась в его красивый профиль.

— Не верю. Неужели смиренный режиссер, Мэтт Монтроуз, только что превратился в постельного хвастунишку?

— А я хвастаю?

Она видела, что глаза его смеются.

— Это будет интимное представление?

— Только для твоих глаз.

— И когда ты хочешь устроить это представление?

— Я подумал, что мы можем пробраться в мой номер прямо сейчас.

— Сейчас? До большого приема с коктейлями?

— Угу. Пойдем. Нас даже никто не хватится. — Он сжал ее руку, и они побежали, хихикая, как заговорщики.

— Как дела у Кипа? — Мэтт взял в руки фотографию, которую Алекс поставила на тумбочку у кровати.

Она покачала головой:

— Я так о нем беспокоюсь. А после поездки на ферму дяди в Южную Дакоту забеспокоилась еще больше.

Мэтт молча слушал, пока она рассказывала ему все, что узнала о недавней покупке земель вокруг фермы дяди и о его калифорнийском адвокате, который предложил ей помочь. Она стиснула руки и начала ходить по комнате.

— У меня такое тревожное чувство по поводу дяди и тети, Мэтт. Я знаю, что любой мальчик в возрасте Кипа должен иметь какие-то обязанности на ферме, но у меня ощущение, что они заставляют его делать всю работу, а сами только отдыхают. Я обнаружила, что они даже не разрешают ему рисовать. Словно им нравится заставлять его чувствовать себя ни на что не способным.