Призрак былой любви - Джудит Леннокс

В полдень Тильда пошла проведать их ближайшую соседку, одинокую старую вдову. Когда она возвращалась домой, поднялся сбивающий с ног ветер. Мужчины, с трудом преодолевая сопротивление ветра, бежали в направлении дамбы. Тильда, плотнее укутавшись в пальто, побежала за ними. Резиновые сапоги проваливались в глубокие лужи, но земля под водой все еще была промерзшая, твердая, как железо. По тропинке, ведущей от церкви к полю, ветер гнал сорванные ветки бузины и ивы. Дождь хлестал Тильду по голове, ее мокрые волосы липли к лицу. Когда она приблизилась к дамбе, кто-то крикнул:

— Уходи, девка! Иди домой!

Она постояла с минуту, с ужасом наблюдая, как мужчины с неистовым усердием затаскивают на вершину дамбы мешки с песком. Она увидела, что вода, черная, грозная, уже сочится у основания насыпи. Река, сдерживаемая земляным валом, под натиском ветра, дождя и растаявшего снега исступленными волнами набрасывалась на людей, пытавшихся укрепить берег. Тильда боялась, что война уже проиграна. Этот агрессор назад не повернет. Она отступила и бегом бросилась домой к детям.

Когда утром один из работников заколотил в дверь и сообщил ему о неминуемой катастрофе, Дара поспешил посадить жену и дочь в машину и отвез их в Или. Довольный тем, что оставил Кейтлин у Тейтов, где ее жизни не грозила опасность, он поехал назад. Из переполненных канав на дорогу выливалась вода, образуя глубокие лужи; ветер швырял под колеса голые ветки. Все это затрудняло движение автомобиля, и, пока он старательно объезжал препятствия, у него было время подумать. Вариантов было немного: либо спасти свой дом, либо исполнить долг и помочь людям — селянам, многие из которых работали в его поместье и служили под его началом в ополчении, — пытавшимся уберечь от затопления Саутэм. Он почти слышал, как сыплется песок в песочных часах: удача ускользнула, его время истекало.

Дара оставил автомобиль в деревне — залепленные толстым слоем грязи колеса все равно не крутились, бензобак был почти пуст — и побежал вниз по склону к полю. Сквозь пелену дождя он видел людей, трудившихся на дамбе. Одни что-то делали на вершине береговой насыпи, их серые силуэты вырисовывались на фоне зловещего неба; другие возились на краю поля. Дара работал вместе со всеми, шутил, подбадривал других. Как и все они, он таскал мокрые мешки с песком на вершину дамбы; как и они, выкапывал глину, на тачке возил ее к непрочному основанию береговой насыпи. Он воспрянул духом, видя, что с его приходом люди воодушевились, что его харизма — внешность, обаяние, везение — еще что-то да значит. И он работал с удвоенной силой, не думая о том, что они, по сути, зря стараются, что им не остановить черного монстра.

— Утром в Хадденхеме насосная станция отказала, — кто-то крикнул ему сквозь завывания ветра.

И чуть позже:

— В Овере берег обрушился!

Дара в кровь стер руки, на нем нитки сухой не было.

Вода начала сочиться на другом участке берега. Половина людей кинулись чуда, залепляя глиной течь.

— И здесь тоже! — крикнул какой-то парень.

Примерно в ста метрах от них сквозь низкие заросли тонкой струйкой потекла вода. Они бросились латать новую брешь. Один из парней, работавших на вершине береговой насыпи, о которую свирепо бились волны, разрушая укрепление, поскользнулся и свалился в воду; его пришлось вытаскивать с помощью веревок. У Дары от изнеможения ныли все мышцы. Он посмотрел вверх. Из-за большого количества мешков с песком на вершине дамбы сооружение стало менее устойчивым и грозило обрушиться. Им не победить стихию, подумал он. Либо река выйдет из берегов, либо вода размоет основание, утратившее прочность из-за сильных морозов. Но он продолжал трудиться вместе со всеми, подбадривая людей, помогая перенести чуть не утонувшего парня в церковь, предлагая изнуренным рабочим глотнуть виски из своей фляжки.

Вода мощным потоком хлынула на покрывавший склон пожухлый ковер из крапивы и щавеля. Едва они закрывали одну брешь, тут же рядом появлялась другая. Напор воды уже было не остановить. Земля дыбилась, по склону летели комья вырванной с корнями травы. Кто-то крикнул:

— Вода пошла! Все на холм!

И они, побросав лопаты и мешки с песком, помчались к стоявшей на возвышении церкви.

Дара, еле волоча отказывавшиеся служить ноги, услышал, как обрушился берег. Казалось, ударил гром. Грохот его шокировал, так что он интуитивно попытался ухватиться хоть за что-нибудь. Кто-то его поддержал, чей-то голос сказал тихо:

— Дамбу прорвало, сэр. Больше ничего сделать нельзя.

Вместе со всеми Дара покорно двинулся в сторону церкви, понимая, что в ревущем потоке воды гибнут все его надежды.

— И Дара исчез?.. — спросила я.

— Через несколько недель после этого.

Мы обе погрузились в молчание. Я и Тильда сидели в зимнем саду Красного дома. Возле беленых стен стояли кадки с голубыми облачками плюмбаго, и, поскольку был вечер, цветы хойи источали медовый аромат. После очень долго этот запах у меня ассоциировался с двуличием.

Во время наводнения 1947 года из-за дождей, таяния снега, а также из-за того, что промерзла земля, было затоплено тридцать семь тысяч акров территории южной части Бедфордской равнины. Для ликвидации последствий катастрофы призвали военных и пожарных. Голландское правительство, имевшее опыт борьбы с подобными бедствиями, прислало понтонный кран.

— Деревня Саутэм была затоплена, — объяснила Тильда, — и Холл на шесть футов ушел под воду. Дара понес большие убытки: мебель, картины, ковры — все было уничтожено. А также его земли… Посевы смыло, поля лежали под слоем черного ила. Он был разорен. — Она закрыла глаза ладонью, и я возненавидела себя за то, что заставила ее предаться мучительным воспоминаниям о прошлом.

Тильда сказала, что устала, и я, покинув ее, пошла работать в свою каморку. Я листала фотоальбом, когда зазвонил телефон. Поскольку Джоан на вечер отправилась в Оксфорд, я помчалась по коридору, чтобы ответить на звонок.

— Я хотела бы поговорить с Тильдой Франклин, — услышала я в трубке женский голос.

— Боюсь, сейчас это невозможно, она отдыхает. Оставьте сообщение или скажите, кому перезвонить.

Пауза. Потом:

— Вы ее домработница?

Я объяснила, кто я такая и что делаю в Красном доме. Снова молчание, потом раздался звонкий смех, от которого мне стало не по себе.

— Так вы пишете биографию этой женщины? Потрясающе!

Я оскорбилась.

— Простите, с кем я говорю?

Она не ответила на мой вопрос. Вместо этого сказала:

— Полагаю, это будет еще одна льстивая книжонка об амстердамском ангеле. — Она опять рассмеялась и изменившимся тоном продолжала: — Хотите знать правду? Рассказать вам, как эта святая — ангел — вышвырнула на улицу пятнадцатилетнего ребенка, у которого не было ни друзей, ни гроша за душой? Думаю, я напоминала ей его. Напоминала то, чем она не могла обладать. Напоминала то, что она уничтожила.