Пожиратели огня - Луи Жаколио

— Прекрасно, но скажите мне, должен ли я принять или отвергнуть ваши условия только короткими словами «да» или «нет» или же мне будет позволено потребовать некоторых разъяснений!

— Я с удовольствием отвечу вам на все вопросы… Итак, первое условие заключается в том, чтобы вы узаконенным актом на бумаге, снабженной печатью и подписями Великого Невидимого и верховного члена ассоциации, вводящего вас в нее, то есть моей в данном случае, изъявили письменное желание вступить в наше Общество и приняли на себя все соответствующие этому обязательства: прежде всего, вам будет дано имя, под которым вы будете известны всем членам нашего Общества, и номер, который будет известен только членам Верховного Совета и Великому Невидимому. Вы обязаны оказывать помощь и содействие каждому члену нашего Общества, который назовет вас по имени и предъявит доказательства, что он также член Общества. А каждый раз, когда вы получите предписание такого рода: «предписывается и повелевается номеру такому-то» и так далее, вы обязаны повиноваться без рассуждений и колебаний, без всяких объяснений или разъяснений и безотлагательно. Словом, вы попадаете в руки высшей власти нашей ассоциации. У вас нет ни воли, ни личности, ни ответственности. Вы просто номер и бессознательная частица великого механизма, заодно с которым вы действуете.

— И это все?

— Да, относительно первого условия!

— А знаете ли, это условие клонится ни больше ни меньше, как к тому, чтобы взять и конфисковать в пользу вашего тайного Общества все могущество, которое мне может дать мое изобретение!

— Но статус ведь не был создан специально для вас, и вы, конечно, понимаете, что он не может быть изменен для вас!

— Пусть так, но в таком случае я становлюсь простым орудием неизвестных мне лиц, и это ради идей, которые я не имею никакого основания разделять!

— Но эти неизвестные люди представляют собой все, что есть великого на земле, а эти идеи — самое возвышенное, самое благородное: это — борьба двух рас за обладание половиной вселенной!

— Я ничего не говорю, но чувствую себя парализованным, уничтоженным!..

— Не в такой мере, как вы полагаете! Наше Общество ограничивает свое влияние только чисто политической сферой. Так, например, вы можете получить предписание, когда ваше изобретение станет известным, уничтожить английский флот или германскую армию, а такая идея, конечно, будет достаточно прекрасной, чтобы прельстить человека с вашим характером и запросами. Но в области частной жизни вы будете абсолютно свободны. Вы можете покорять себе любые народы, кроме, конечно, славянских, можете взлетать так высоко, как вам только вздумается, и наше Общество будет только с гордостью смотреть на возвышение одного из своих членов!

— Но ведь это тоже политика!

— Я уже сказал вам, что все, что не касается славянской расы, будет дозволено вам!

— Что ни говорите, я во всяком случае буду только орудием в руках Великого Невидимого!

— Пусть так! Но кто вам говорит, что вы сами не достигнете этого высокого и завидного положения, которое положит весь мир к вашим ногам!

— Ну-с, а остальные условия? — задумчиво спросил Джонатан Спайерс.

— Принимаете ли вы первое? — осведомился полковник.

— Разве мне не предоставляется право принять или отвергнуть их все три вместе?

— Как вам будет угодно! Итак, второе условие заключается в том, что вы обязуетесь после вашей смерти оставить ваше изобретение со всеми его планами, чертежами, моделями и инструкциями по применению и приведению в действие нашему Обществу Невидимых.

— На это не имею никаких возражений, продолжайте!

— Третье и последнее условие — сугубо мое личное. Как только «Ремэмбер» будет сооружен, вы отправитесь вместе со мной в Австралию, чтобы помочь мне на этот раз наверняка завладеть графом Лорагю д'Антрэгом.

— Что же, это личная месть? — спросил капитан Спайерс.

Собеседник его промолчал.

— О, — продолжал тогда капитан, — это для меня совершенно безразлично! Но я должен сказать, что люблю французов, так как один француз спас мне жизнь. Прибыв в Сан-Франциско, я страшно нуждался, не находя нигде работы; я готов был броситься в Сакраменто,[16]когда случайно проходивший мимо француз удержал меня от этого намерения. Он сунул мне в руку сто долларов и сказал всего лишь несколько слов: «Работай и надейся!» Я никогда больше не видел его, хотя и искал повсюду, чтобы отблагодарить его и вернуть ему одолженные им деньги. Благодаря ему я мог расстаться со своими лохмотьями, из-за которых меня отовсюду гнали и нигде не принимали на работу; я поступил в Вест-Индскую компанию и стал тем, чем вы теперь меня видите!..

За это время Иванович успел обдумать свой ответ.

— В том, о чем я вас прошу, нет личной мести; от поимки и ареста графа зависит сохранение за Обществом Невидимых громадных золотых и серебряных рудников на Урале, оцениваемых более чем в полмиллиарда!

— В сущности, мне это все равно, — равнодушно заметил Джонатан Спайерс, — и два ваших последних условия я охотно принимаю; но что касается первого, то это дело другое. Ведь это дает совершенно новое направление всей моей дальнейшей жизни; это должно изменить все мои планы!

— Тут выбора нет, но на вашем месте я бы принял и это условие в интересах вашего самолюбия и честолюбия: по прошествии двух лет, если вы сумеете ловко действовать, а я вам обещаю помочь в этом, вы станете во главе Общества Невидимых и будете нашим верховным повелителем!

— Дайте мне срок до завтра на размышление!

— Это невозможно; или сегодня же вечером вы будете навсегда и бесповоротно связаны с Невидимыми, или мы с вами никогда больше не увидимся!

— Ну, так дайте хоть один час времени.

Полковник хладнокровно вынул часы из кармана и сказал:

— В вашем распоряжении ровно десять минут!

Джонатан Спайерс вскочил со своего места, как бешеный, запустил своей чашкой, с чаем в стену, где она разбилась в мелкие дребезги, и, скрестив на груди руки и глядя прямо в лицо Ивановичу, произнес:

— Я не такой человек, чтобы изменять свои намерения через десять минут!

— Значит, вы отказываетесь? — спросил его русский, более взволнованный этой выходкой, чем он желал бы казаться.

— Нет, пусть лучше решит судьба! — И капитан подбросил в воздух золотую монету в двадцать долларов, которую постоянно носил при себе как своего рода фетиш: это были первые полученные им от Вест-Индской компании деньги.

— Решка! — крикнул он громко.

Монета покатилась сперва по комнате и наконец легла. Иванович устремился туда с лампой и торжествующим голосом воскликнул: «Орел! Приветствую брата Федора Невидимого! Пусть я первый назову вас этим именем, под которым вас отныне будут знать все наши».