Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

– Это Шакал! — воскликнул француз. — Это его carte de visite — его визитная карточка. Он объявляет о своем прибытии.

Послеполуденное солнце неподвижно висело в небе, обжигая воздух и землю, шар огня, который стремился иссушить все под собой. А не внушавшее доверия «исследование», предложенное канадским промышленником Ангусом Маклеодом, вполне себя оправдало. Несмотря на то, что несколько гидросамолетов прилетели, чтобы увезти испуганные пары, коллективное внимание обычных людей после таких событий можно было удержать на период времени более продолжительный, чем от двух с половиной до четырех минут. Как все поняли, во время предрассветного шторма имело место ужасное происшествие, акт мести. В него был замешан человек, желавший отомстить старым врагам, убийца, давно покинувший остров. После того как убрали ужасные гробы вместе с прибитым к берегу искореженным катером, и по радио прозвучали успокаивающие слова правительства, а также тут и там стали периодически появляться ненавязчивые охранники, к людям возвратилось чувство безопасности — конечно же, не абсолютной безопасности, потому что среди них был скорбящий человек, но он не показывался на людях и, как им сказали, должен был скоро покинуть остров. И несмотря на весь ужас произошедшего, — естественно безмерно преувеличенный чрезвычайно суеверным населением острова, — их лично это не касалось. Это был акт насилия, не имевший к ним непосредственного отношения, и невзирая ни на что, жизнь продолжалась. Семь пар остались в гостинице.

— Бог мой, мы платим по шестьсот долларов в день…

— За нами-то никто не охотится…

— Черт, со следующей недели снова придется торчать в отделе закупок, так что надо ловить момент…

— Не бойся, Ширли, они не будут упоминать наших имен — они мне обещали …

Под палящим и неподвижным полуденным солнцем маленький грязный заговор на обширных карибских просторах как-то потерялся, и с каждым следующим глотком «Bain de Soleil» или рома смерть отступала все дальше. Несмотря на то, что прежнее настроение полностью вернуть было невозможно, сине-зеленые волны по-прежнему набегали на пляж, маня редких купальщиков войти в воду, околдовывая их тела прохладным текучим ритмом непреходящего океана. На остров Транквилити вернулось относительное спокойствие.

— Вон там! — закричал герой Франции.

– Где? — закричал в ответ Борн.

— Четыре священника. Идут шеренгой по аллее.

— Они черные.

— Цвет кожи не имеет значения.

— Он был священником. Когда я видел его в Париже, в церкви Нейл-сюр-Сьен.

Фонтейн опустил бинокль и посмотрел на Джейсона.

— В церкви Святого Причастия? — тихо спросил он.

— Я не помню… Который из них он?

— Вы видели его в одеждах священника?

— А этот сукин сын видел меня . И он знал, что я знал , что это был он. Который из них?

— Его там нет, мсье, — ответил Жан-Пьер, медленно поднося бинокль к глазам. — Это еще одна carte de visite . Карлос все предвидит; он любит геометрию. К нему не добраться по прямой линии, только через стороны и переходя с уровня на уровень.

— Звучит, как чертова восточная мудрость.

— Значит, вы все понимаете. Ему пришло в голову, что на этой вилле вас может и не быть, а если это так, он хочет, чтобы вы знали, что ему все известно.

— Как в Нейл-сюр-Сьен…

— Нет, не совсем. Сейчас у него нет полной уверенности. А в церкви Святого Причастия она у него была.

— И что мне делать?

— А как думает Хамелеон?

— Самым очевидным решением будет ничего не предпринимать, — произнес Борн, глядя на творящееся внизу. — Его это не устроит, потому что его неуверенность слишком велика. Он скажет себе: «Он слишком для этого умен. Я мог бы взорвать его ракетой вместе с виллой, значит он где-то еще».

— Думаю, вы правы.

Джейсон нагнулся и взял с подоконника ручную рацию. Он нажал кнопку и вызвал:

— Джонни?

— Да?

— Видишь тех четырех черномазых священников на дороге?

— Да.

— Пошли охранника, пусть их остановит и приведет в вестибюль. Пусть скажет, что их желает видеть владелец гостиницы.

— Эй, они не собираются заходить на виллу, они просто идут мимо и молятся за тех несчастных, кто внутри. Викарий позвонил мне из города, и я дал разрешение. Дэвид, это свои.

— Черта с два, — возразил Джейсон Борн. — Делай, как я говорю.

Хамелеон повернулся на стуле и оглядел кладовку. Он соскочил со своего места и прошел к комоду с зеркалом. Выхватил из-за пояса пистолет, разбил зеркало, поднял осколок и отнес его Фонтейну. — Через пять минут после моего ухода начинайте время от времени сигналить через окно.

— Мсье, лучше я буду делать это со стороны окна.

— Хорошая мысль, — Джейсон позволил себе мимолетную улыбку. — Я так и думал, что ничего не придется объяснять дополнительно.

— А вы что собираетесь делать?

— То же, что и он. Превращусь в туриста на острове Монтсеррат, беспечного «постояльца» «Транквилити Инн». — Борн снова потянулся за рацией; взял ее, нажал на кнопку и начал отдавать приказы. — Отправляйся вниз, в магазин мужской одежды, и принеси мне три разных рубашки, пару сандалий, две или три соломенных шляпы с большими полями и серые или черные шорты. Потом пошли кого-нибудь в магазин спортивного снаряжения за мотком лески, рассчитанной на вес в сотню фунтов, складным ножом — и парой сигнальных патронов. Жду тебя у лестницы. Поторапливайся.

— Значит, вы не прислушаетесь к моим словам, — сказал Фонтейн, опуская бинокль и глядя на Джейсона. — Monsieur Le Cameleon отправляется на работу.

— Да, он отправляется на работу, — подтвердил Борн, возвращая рацию на подоконник.

— Если вы или Шакал или оба будете убиты, могут погибнуть другие, совершенно невинные люди…

— Не из-за меня.

— Разве это важно? Разве важно для жертв или их семей, кто несет ответственность?

— Старина, не я выбирал обстоятельства, а они меня.

— Но вы можете их изменить.

— Как и он.

— У него нет совести…

– Кто бы говорил.

— Я принимаю упрек, но я потерял кое-что очень для меня ценное. Может быть, поэтому я вижу, что у вас совесть есть — у вашего второго я.

— Бойтесь этого лицемерного реформатора. — Джейсон направился к двери и украшенному перевязями военному мундиру, который висел на старой вешалке рядом с офицерской фуражкой. — Кроме всего прочего, он еще и зануда.