Горячие ветры Севера. Книга 1. Рассветный шквал - Владислав Русанов

— Опять ты… Ну, дело хозяйское. Мерзни, голодай на здоровье.

Их разговор прервал громкий крик, доносящийся с подворья:

— Гей, Юрас, живой там, нет? Юшка стынет! — Траппер поднялся с бревна:

— Ну, я пойду. Жрать охота — сил нет. Прощавай, Хвост.

— Погоди, друг Меткий… Или как тебя по-настоящему — Юрас?

— Чего еще? — Было от чего недовольно скривиться. Это ж надо пред чужаком так за здорово живешь имя открыть. Ну, получит баба сегодня в ухо. После ужина, само собой.

— Я еще один гелиодор добавлю. — Старатель насмешливо глядел на него снизу вверх. — Пускай твоя женка харч какой-никакой соберет. А то у меня котомка совсем порожняя.

Крякнув, ардан попытался почесать себе спину между лопатками. Вначале снизу, потом сверху, через плечо. Не вышло.

— Одного мало, — заявил нагло, решив: а будь что будет.

— Жадный ты мужик, — покачал головой Хвост. Подумал немного и добавил:

— Два дам, коли расскажешь, за что в глаз схлопотал.

Юрас скрипнул зубами. Улыбки трейга он не видел, но ощущал непререкаемую уверенность, что тот скалится до ушей.

— А, стрыгай с тобой, — махнул рукой траппер. — Слушай!

— Ну?

— А все как есть расскажу!

— Без брехни?

— Как перед смертью…

В этот миг круглолицая молодка в закрученном вокруг головы длинном платке — жена траппера — поравнялась с ними.

— Так ты идешь? — уперев руки в бока, сварливым голосом произнесла она.

Хвост почему-то сразу подумал: «Ну, нашла коса на камень. И мужик не промах в ухо засветить, да и баба, по всему видать, со сковородником легко управляется. Чуть что — по темени. Какие ж у них детки пойдут? Или уже пошли, на радость честному народу?..»

— Скоро я, — буркнул ардан. — Не видишь — разговор с прохожим.

— Что за прохожие среди ночи да в лесу? — возмутилась баба, явно предвкушая славную ругню.

— Твое дело какое? — зарычал Юрас. — Живо в дом — собери человеку поесть в дорогу. Да не таращи беньки — я выгодную плату беру.

Баба плюнула в траву и, развернувшись на пятках, направилась домой, твердо печатая шаг на манер приозерской тяжелой пехоты. Вся ее выпрямленная как палка спина кричала о возмущении горькой женской долей и тупостью мужиков.

— Ну, давай… — напомнил об уговоре старатель. — Рассказывай. А то мне вроде как идти скоро.

— По дурости оно вышло… — замялся Юрас, но потом, решившись, продолжал: — Мы, ясно дело, пикнуть боялись, как на подворье четыре десятка бойцов заехали. Тише воды, ниже травы ходили. Баб, что помоложе, по-быстрому в лес снарядили… Но петельщики не лютовали. Да и с чего? Все, что хотели, и так взяли… Лабазы выгребли. Хорошо хоть до зимы еще срок не малый. Да коней оставили охромелых. Валлан сказал — плата за харч. Какого хрена нам с ними делать? Нам кони без надобности. Вот кабы коза али корова…

— Не бери в голову, друг Меткий. Зарежешь и съешь. Ты ж не веселиy какой. — Хвост дернул его за штанину. — Да ты садись, садись. В ногах правды нет.

Тут только Юрас с удивлением обнаружил, что продолжает стоять, слегка опираясь локтем на тын. Выругавшись сквозь зубы, он снова уселся на бревно.

— Ну, так что там дальше было-то?..

— Да ничего… Они уже уезжать собрались. А у меня тут… ну, это… короче, сука недавно ощенилась. От волка, похоже, привела…

— Так это ж лучше не бывает! — воскликнул Хвост. — Первое дело — на цепь, сторожить там чего.

— Хрена ли мне тут сторожить? — ответил Юрас. — Мне на охоте помощник нужон. Белку выслеживать, куницу, оленя-подранка по следу найти. А тут от волчьих ублюдков толку, как с козла молока.

Трейг пожал плечами. Что ж, у каждого народа свои обычаи, у каждого дела — свои ухватки особые.

— Вот я их в мешок и сгрузил. Что мне кормить нахлебников, коли Аен Маха вон — рукой подать? Понес… Думал, раскручу да зашпульну подале. А зараза эта, рябая, под ногами так и крутится. Ну, я ее сапогом под ребра и поддел. Охнуть не успел, как в бурьяне оказался — пятки выше головы. Валлан, вишь ты, собак сильно любит. Это мне потом вертлявый такой растолковал, с ожогом на щеке.

Хвост кивнул:

— Был такой в отряде петельщиков. После предводителя самый опасный. Полусотенник.

— Кутят он с собой увез. И сука следом увязалась. Вот и все, приятель. Эй, ты что, Хвост или как там тебя?..

Юрас удивленно уставился на собеседника. А трейг беззвучно хохотал, тряся бородой и пристукивая кулаком по правой коленке.

— Верю, правда, — выдавил он с трудом сквозь очередной спазм неудержимого веселья. — Собачек Валлан любит…

И, моментально посуровев, добавил:

— А вот людей — нет. Счастливый ты мужик, Меткий. Живой остался. Мог и секирой в лоб получить от щедрот баронских.

Ардан покивал сокрушенно. Дескать, и сам догадался. Знал бы раньше, ни в жизнь собаку не пнул бы.

— Женка твоя идет, — прислушавшись, сказал Хвост. — Я задерживаться не буду. Спасибо тебе, друг Меткий, за хлеб, за тютюнник. Да за то, что выговорился я, тоже спасибо. Живи — не тужи.

Трейг принял из рук недовольно кривящейся бабы увесистый сверток, подкинул его на ладони, примеряясь — не обжулили гостя лесные поселяне? — и исчез в темноте.

Юрас уныло потоптался на месте, прислушиваясь зачем-то к удаляющимся шагам, а потом пошел в дом, резко осадив окриком пытающуюся расспросить что да как жену.

Трегетрен, Восточная марка, развилка дорог, яблочник, день третий, утро

Барон Дорг — лазоревый щит с черненым шевроном и красной рыбой — устало смотрел с высоты седла на переминающегося с ноги на ногу поселянина. Смерд ужасно волновался и потому бесцельно мял в ладонях плешивую шапку.

— Долго он будет молчать? — Щелчком пальца барон сбил с гривы Ловкого крошечный сухой листик. До настоящего листопада было еще далеко. Начало яблочника в Восточной марке обычно теплое. Деревья теряли кроны от засухи.

— Почем мне знать, ваша милость? — Лемак-Курощуп, веснушчатый крепыш, с хитроватым прищуром блеклых глаз, пожал плечами. — Щас подтороплю…

Он занес было ладонь для ободрительной оплеухи, но крестьянин опередил его:

— Там… это… ну… ваша милость…

— Ты глянь, заговорил, — искренне поразился десятник. — Болтун!

— Не мешай! — резко оборвал его Дорг.

Хоть барон и любил порой пошутить, позубоскалить над простоватыми шутками дружинников, что-то подсказывало ему — скоро будет не до смеха.