Когда-нибудь никогда - Анастасия Зарецкая

– Но почему она согласилась?..

– Не хотела меня терять, быть может? Вы любите, когда вам нашептывают красивые речи, душа моя. Вы ведь «не такие как все», вам иногда некому доверить свои секреты, поговорить по душам – извините за парадокс. И вы цепляетесь за всякую возможность быть услышанной. И послушать. Говорить, не боясь сказать лишнего. Вы, лично вы, Яна, подтверждаете мои слова тем, что стоите сейчас передо мной, тогда как всякий более-менее здравомыслящий человек давно бы попытался сбежать. И раньше, возможно, у него это получилось бы…

– А сейчас? – голос неожиданно прозвучал как-то жалко и совсем тихо.

Но Матвей не стал отвечать. Вместо этого поделился:

– Не знаю, откуда, но в моей голове ясно значилось: две черные души и две белые. Гармония. Причем в конце в любом случае победит белая: свет сильнее, как бы вы, черные ведьмы, этого не отрицали. Ограниченность, – он рассмеялся нервно. – Однако вот как чудесно оказалось – души могут быть любыми. Все одно.

И в этот же момент я поняла, зачем именно он меня позвал. Отшагнула назад. И еще раз…

Матвей вновь отвернулся. Бросил:

– Маменька любила пугать меня – так, шутки ради. Вы должны меня понимать – наши матушки бывают такими шутницами… Она создавала тени. Красивые тени – драконов, пожаров, людей… из собственной души, конечно же. Вы умеете создавать тени?..

Я потянулась к душе, желая почувствовать ее, ощутить себя сильной – и поняла, что не чувствую ничего.

Душа будто скрывалась в бочке без единой щели. Я знала, что она есть – ее не может быть! Но чувствовала лишь отдаленный гул, будто что-то стремится выбраться наружу, но терпит все новые и новые поражения.

Матвей резко повернулся. Лениво оперся о бортик крыши. Посмотрел на меня будто нехотя, наискосок. Взгляд его был безумным. Будто Матвей наконец нашел то, к чему стремился всю свою жизнь.

Впрочем, так оно и было, пожалуй.

– Прежде, чем обездушить первую прекрасную леди, я смог кое-что у нее узнать. Еще один секрет. Как вам почувствовать пустой сосуд внутри себя, милая Яна? Никакой магии, только талант! – и он взмахнул рукой возбужденно. – Вам могло повезти, милая-милая Яна. Что таить, я сам до последнего надеялся, что отпущу вас, лишь слегка запугав. Однако повезло мне. Я почти полностью уверен, что вам принадлежит то, чего так не хватает мне. Вы безвольны, Яна, у вас нет амбиций, нет любви, ничего… А у меня все впереди – вы должны меня понять. Душа моя, – и Матвей шагнул вперед, будто готовился в любой момент распахнуть объятия, – готовы ли вы стать моей душой?

Впрочем, какая ирония – мне не потребовалось соглашаться.

А Матвей мог обойтись и без касаний. Не потому ли, что уже касался меня прежде, в тот далекий-недалекий день, когда я еще считала Софу своей приятельницей? Или еще раньше…

Я почувствовала, как мой сосуд начинает пустеть.

Душе дали свободу – привычное чувство. Вот только она стремилась не на мои пальцы, а к кому-то другому, так стремительно, навсегда…

В глазах начало темнеть.

Я закричала, прижала руки к груди, пытаясь остановить это безумие – и у меня ничего не вышло.

А звезды слились в бесконечный круговорот, они насмехались надо мной, и у каждой звезды был свой голос, и в каждом я находила знакомые ноты. Они все надо мной смеялись, и Матвей смеялся вместе с ними.

Что же касается меня…

Я знала, что мне остается слишком, безумно мало.

Мне было страшно, больно, а еще невероятно обидно. Я так много могла бы успеть… Я так любила этот мир! Несмотря на все испытания, которые мне пришлось пережить. Я так его любила! Разве все должно закончиться так?

Не осознавая, что делаю, я ринулась вперед, сопровождаемая собственным криком, криками звезд, сиянию моей души, рисующей на небе невероятные чернильно-черные кружева, прежде чем исчезнуть внутри Матвея.

Я рванула прямо к нему, и не по той причине, что собиралась облегчить задачу. Я собиралась показать ему всю свою боль… а Матвей, судя по всему, не учел этот момент, когда разрабатывал свой план на жизнь.

Не останавливаясь, я толкнула его.

И Матвей, неожиданно для меня самой… исчез?..

Погасло сияние души. Впрочем, и сама душа уже дотлевала внутри меня. Не душа даже – один-единственный уголек. Еще мгновение, и я бы погасла сама. В состоянии, до которого я сейчас опустилась, я смогу лишь зажечь крошечную искру на кончиках пальцев. И умереть сразу после. Смешно.

Звезды затихли. Я тоже.

Но крики не прекратились. Я склонилась, едва ли не перегнулась через бортик крыши и разглядела силуэт, стремительно движущийся вглубь бездны.

Какая высота этого здания? Этажей двадцать?

И успел ли он пересчитать их – в полете?

Матвей стал звездой, собравшей в себя все до единого крики.

Не я.

Я осталась. Я, доживающая последние вдохи, все же осталась. И будто вживую услышала смех тех, кому остаться не повезло.

Они ведь теперь будут свободны? Что ж, значит, все было не зря…

Удивительная, однако же, вещь – человек так много может, не имея при этом ничего. Тем более ничего не имея, я бы сказала даже.

А я потеряла все.

Впрочем, во многом Матвей – пусть Всевышняя примет его в свои мягкие объятия – был прав. Цвет души не так уж важен. Мне это говорили еще тогда, когда я была жива.

Я слышала, раньше души не делились на черные и белые. Каждый человек обладал душой индивидуальной, цветной, как стеклышко. Люди жили в мире и гармонии, они понимали друг друга без слов. В какой же момент все пошло не так?..

Я слышала, раньше волшебницы умели летать. Парили над землей, как парашютики одуванчиков. У них не было крыльев – крылья бывают только у сказочных существ, – но у них была Сила, даруемая Всевышней, и Упорство, которое в наши дни можно встретить так редко – но мне, пожалуй, повезло.

Я теперь не волшебница.

Но полетать смогу – собрав остатки и моей жалкой силы, и хрупкого упорства. Напоследок. Красиво закончу эту историю. Интересно, за кого нас примут, когда найдут? Пусть только не за возлюбленных – это мое последнее желание, Всевышняя. Я служила тебе почти девятнадцать лет, и я имею право желать.

Я взобралась на бортик, неистово качаясь.

И услышала, как за моей спиной открывается люк – этот звук показался мне громче всех криков. Скрип люка – а потом стук ботинок.

Я повернулась.

Не хотела, но повернулась.

Я была так слаба, так близка к смерти и даже не надеялась что-либо разглядеть. Но разглядела – сквозь слезы и осколки.

Шапка наискосок. Полные звезд глаза. Руки – сильные-сильные.

Тянутся ко мне.