Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Да, но, к сожалению, задним числом.

– Мы отправили трех почтовых голубей…

– Господь, должно быть, возжелал, чтобы всех трех сожрали соколы.

– Но мы получили ответ, в котором было папское благословение.

– По всей вероятности, произошло какое-то недоразумение. – Эти слова не произвели на нунция ни малейшего впечатления.

– Когда же ты наконец начнешь вести протокол, парень? – спросил граф Мартиниц.

В совершеннейшем ужасе Вацлав уставился на лежащий перед ним листок пергамента. Это был новый пергамент, он еще пах дубильней и мертвой плотью; поверхность его матово блестела. У Вацлава возникло подозрение, что после первого же росчерка пера чернила побегут по нему и скатятся на стол, как капли воды по воску. Но ведь не могут абсолютно все советы Филиппо быть только злой шуткой!

– Ваше величество, господа, положение однозначно… – начал Гесуальдо. Его прервало отчаянное харканье Вацлава. – Если святой отец занял совершенно четкую позицию… – «Тьфу!» Глаза Гесуальдо расширились, голос его затих.

Пять пар глаз впились в кругообразные движения, которые делал Вацлав, втирая в пергамент смачный плевок. Раздавался ритмичный скрип. Вацлав злобно посмотрел на собственную руку, но тут до него дошло, что надо что-то сказать.

– Пергамент слишком гладкий! – пробормотал он и попытался найти в себе достаточно мужества, чтобы поднять глаза. Когда ему это удалось, он встретился взглядом с королем. У Фердинанда был такой вид, будто он в любую секунду мог отдать приказ о казни нового писаря.

Теперь уже помятый пергамент лежал на столе. Вацлав макнул перо в чернила и вывел на пергаменте первую букву. Но подсознание напомнило ему о следующем совете.

– Ты уже закончил? – В голосе графа Мартиница слышался треск разбитого стекла и звон ножей.

Вацлав вонзил зубы в перо и попробовал оторвать от него пару пушистых отростков. Но они сидели на удивление прочно. Он рванул сильнее. Свеженабранные чернила полетели во все стороны. Нунций Гесуальдо осмотрел свою сутану и промокнул пятно пальцами. Кончики его пальцев тут же почернели. Гесуальдо беспомощно посмотрел на них. Вацлав сидел не шелохнувшись, забыв вынуть кусочки пера изо рта. Затем он повернул голову и сплюнул. С пера, которое он сжимал в бесчувственной руке, слетела капля чернил и приземлилась на стол, на расстоянии волоса от пергамента.

– Вот теперь я закончил, – прошептал Вацлав и поспешно накрыл чернильное пятно рукавом. Юноша почувствовал, как жидкость пропитывает ткань, и в его голове мелькнула смутная мысль о том, что сегодня он надел свое лучшее платье. Затем Вацлав увидел, что на лице короля Фердинанда появились несколько черных точек, однако он, похоже, ничего не заметил. В самый последний момент Вацлаву удалось сдержаться и не обратить на это высочайшее внимание. «Господи, позволь мне умереть, – мысленно молился юноша, – дай мне умереть прямо на этом месте, пожалуйста…»

– В прошлом у Святого престола не возникало никаких трудностей с тем, чтобы отстаивать свою позицию, – произнес король Фердинанд. – Например, когда сожгли этого Джордано Бруно.

– Ах да, ваше величество… так это было еще во времена Папы Климента. – Гесуальдо кашлянул. – Вспомните, ваше величество, у этого монаха всего и было-то, что пара сумасшедших приверженцев. Кроме того, с тех пор прошло уже почти двадцать лет. Времена изменились.

– И когда Святой престол выступил против гуситов, у него тоже не возникало сомнений. А ведь гуситы имели очень много приверженцев.

– Вашему величеству достаточно просто заглянуть в хроники, чтобы узнать, как опустошила страну гуситская война.

– Опустошила? – Граф Мартиниц неожиданно поднялся, как дрожжевое тесто. – Да страна уже сейчас переживает опустошение! Я не хотел говорить об этом, но в моем доме лежит молодой человек, мой любимый племянник! На него напали протестанты – прямо здесь, в Праге! У нас под носом! На наших улицах! Его избили, а затем, полумертвого, бросили в канаву. Ему сломали челюсть и выбили зубы, не имея на то никакой причины, кроме той, что он принадлежит к католической вере. Или вы хотите выжидать до тех пор, пока первый католический священник не окажется, истекая кровью, избитый, на берегу Влтавы, ваше превосходительство? А я говорю: никакой пощады сепаратистам, бунтовщикам, еретикам и убийцам!

– К черту, – в холодной ярости произнес король Фердинанд. – Мы провели переговоры с Нашим возлюбленным дядей Максимилианом Баварским и с каждым членом Католической лиги в отдельности – с епископами Кельна, Майнца, Трира, Вюрцбурга! Мы лично присутствовали при этих переговорах. Без Нас Контрреформация в последние годы не продвинулась бы ни на шаг, а возможно, вся Богемия была бы уже протестантской. И какова награда? Семьи Наших наместников в столице Богемии подвергаются нападениям! Передайте святому отцу, что Мы вспомним о том, как мало он поддержал Нас в Нашем великом деле, как только Мы станем кайзером… Ради всех святых, парень, что это за движения ртом? Ты что, рыба? Давай уже, говори, что там у тебя!

– Т…точка! – произнес Вацлав с закрытыми глазами и в абсолютной уверенности, что только что добился для себя смертного приговора.

В этот момент снаружи раздался приглушенный крик и послышался топот бегущих ног, обутых в тяжелые сапоги. Затем обе половинки двери почти одновременно распахнулись и мешанина из рук и ног вкатилась в кабинет. Мужчины повскакивали со своих мест. Столешница подпрыгнула, чернильница Вацлава перевернулась и пролила черное озеро на торопливо накарябанные строчки на пергаменте. Куча на полу разными голосами исторгала ругательства, пытаясь разделиться. Король Фердинанд достал рапиру из ножен. Вацлав разглядел солдатские сапоги, широкополую шляпу и массивный ремень с пустыми ножнами, а также легкий пестрый жакет, широкие штаны и большие сверкающие ботинки. Солдат поднялся на ноги, пнул мужчину, с которым они вместе ввалились в комнату, и сразу же упал на колено перед королем. Фердинанд крепко сжимал рапиру и был так бледен, что Вацлаву стало ясно: король решил, что на него совершается покушение. И с еще большим изумлением юноша понял, что второй мужчина – Филипп Фабрициус.

– Сообщение вашему величеству, – выдохнул солдат и поднял вверх депешу. От него пахло потом и лошадьми, он был покрыт пылью, от его перчаток шел пар, сапоги были сырые, а под колесиками шпор виднелся медленно тающий снес Стало очевидно, что именно произошло. Посланник ворвался с докладом в приемную, когда Филипп стоял у двери и подслушивал. Вместо того чтобы отойти в сторону, писарь неожиданно кинулся под ноги солдату, и они оба в виде клубка из переплетенных конечностей ввалились в кабинет. Главный писарь медленно поднялся, и Вацлав увидел, что его красное лицо приобрело почти фиолетовый оттенок.

Король Фердинанд вырвал депешу из рук солдата. Он сломал печать, удостоверился в том, что документ предназначался ему, и без лишних церемоний положил его на стол. Развернув бумагу, король стал читать.

– Но здесь же все на латыни! – рассерженно воскликнул он. – Разве Мы не запретили давным-давно составлять важные документы на латыни? – Затем он с трудом продолжил читать, и лицо его стало жестким.