Круговорот чужих страстей - Екатерина Риз

После предложения ведущего продолжить рассказ, девушка тяжело качнула головой, от чего тяжёлая копна волос едва не вырвалась из-под заколки.

— Я не знаю, что сказать, не знаю, куда мне ещё идти. Я понимаю, что у меня нет ни сил, ни средств судиться. Меня заклеймят позором, такое уже было. И я сына не увижу. Я не знаю, как разговаривать с этим человеком. У меня была единственная надежда… на свёкра. Конечно, вы можете говорить, что он был плохим человеком, коррупционером, я об этом ничего не знаю. Но Андрей Константинович был единственным человеком, который мог хоть как-то повлиять на ситуацию. Он хоть что-то старался сделать. Павел человек трудный… если он сам не хочет идти на компромисс, то добиться от него этого невозможно. Поверьте, я через многое прошла…

Девушка снова стиснула руки, посмотрела сначала вверх, как бы сдерживая слёзы, а потом в камеру. А Алёна, которая последнюю минуту лежала и, кажется, не дышала, только чувствовала, как сердце колотится одуряюще, вдруг поперхнулась конфетой и резко на постели села. Вот сейчас, когда девушку в очередной раз показали вблизи, она её и узнала. Хотя, надо признать, сделать это было трудно. До этого Алёна её только на фотографии видела, и тогда у брюнетки была другая причёска, другое выражение глаз, куда меньше одежды, и её руки, соблазнительно касающиеся полной груди, не были нервно стиснуты. Но это была она. Она. И сейчас она на всю страну говорит о Павле и сыне…

Алёна посмотрела на открытую дверь спальни, за стеной Ванька старательно писал закорючки в прописи, а тут… Алёна в панике выключила телевизор, с кровати вскочила, и как была, босиком, кинулась бегом по коридору. Только мимо детской на цыпочках прокралась, а дальше побежала сломя голову. Без стука дверь в кабинет распахнула, мужчины на неё обернулись, а она никак с дыханием справиться не могла. Павел брови вздёрнул.

— Ты чего?

— Там такое… — выдохнула она. Схватила с полки телевизионный пульт, и только повторяла: — Паша, там такое… Господи, это федеральный канал…

Экран, наконец, вспыхнул, Алёна нажала кнопку нужного канала, а сама на Павла смотрела. Видела, как вытягивается его лицо, тяжелеет подбородок, а глаза сужаются. Он впился глазами в экран и слушал.

— Я просто оказалась не нужна, — лился с экрана печальный голос. — Я знаю, что Паша меня никогда не любил, но он хотел ребёнка, он сына хотел. Я ему была не нужна. Да и наши отношения к тому моменту окончательно испортились, я ему надоела, и я приняла решение оставить его в покое. А тут беременность, и я… Признаться, я думала об аборте. Потому что знала, что с этим человеком будет очень сложно. Но я хочу повторить, Паша хотел сына. И поэтому выбора мне буквально не оставили.

— Что это значит? — спросил ведущий. — Можно заставить женщину родить?

— Знаете, можно. Если лишить её возможности выходить из дома, общаться с родными и друзьями, хоть у кого-то попросить помощи. А мне, если честно, и просить было не у кого. Родители далеко, в Новосибирске, хороших знакомых в Москве нет. — Она всхлипнула. — Поверьте, я ведь на самом деле считала, что встретила того самого мужчину. Надёжного, обеспеченного, который никогда не обидит.

— Вот ведь коза, — с чувством проговорил Негожин, отхлебнул из бокала и откровенно поморщился. Но на его высказывание никто внимания не обратил. Алёна привалилась спиной к стенному шкафу и, не отрываясь, смотрела в телевизор. На Павла больше не смотрела, почему-то уверена была, что он этого не хочет. И без того слышала, как он дышит и зубами скрипит.

— Думаю, если бы родилась девочка, всё было бы по-другому. Но Паша очень хотел сына.

— И что случилось после родов?

Последовала пауза, ещё всхлип, после чего девушка сделала глубокий вдох, собираясь с силами.

— Я стала не нужна. Ребёнка у меня просто забрали.

Вадим выпрямился на стуле, недовольно покосился на Кострова. Ткнул пальцем в экран.

— Ну, ты посмотри, что делает, зараза. Паш, она тебя на всю страну позорит!

— Помолчи, — сказал тот, и Алёна нервно сглотнула, тон был глухой и страшный, такого она ещё не слышала. И так и не осмелилась на него взглянуть.

— Что значит, вы не нужны? — послышался чей-то вопрос, интересовалась и негодовала женщина. — Вы мать! Вас лишили прав?

Ирина отчаянно замотала головой.

— Я ничего не подписывала! Я не отказывалась от сына! Бумаги мне показали уже после, я ни на одном суде не была!

— Вот ведь… — Вадим еле слышно, но выругался, а Алёна всё же голову повернула и на Павла посмотрела. Почему-то ждала увидеть его бледное лицо и панику в глазах, а он сидел, откинувшись на кресле, сложив руки на груди, и на экран смотрел со зловещей, едва заметной усмешкой.

— Вы не знаете, что это за человек! — Кажется, Ирина вошла в раж. Слёзы высохли, а в глазах появился пожар. — Он очень скрытный, и очень опасный. Меня все предупреждали. Говорили, что ему никого не жаль. Даже отца не было жаль, они всегда общались сквозь зубы. Паша как видел его, у него сразу настроение пропадало. И все близкие знакомые знают, что, точнее, кто тому причиной! Это уже давно не секрет! Только я долго верить отказывалась!

— Ирина, о чём вы конкретно говорите? Расскажете?

Она негодующе сверкнула глазами, плечи расправила. Потом важно кивнула.

— Расскажу. Я пришла сюда, чтобы всё рассказать. Чтобы, наконец, начать бороться. За себя и своего ребёнка. В последние недели много чего произошло, и Андрея Константиновича грязью полили обильно. И его любимые родственники в том числе. Я не знаю ничего про его работу, но то, что говорили они… Это просто бесчестно и бесчеловечно. А все, кто хорошо знаком с семьёй Костровых, знают, кто разрушил семью. Она изнутри разрушена. Павлом и Региной.

Повисла тишина, и в студии, и в кабинете. Алёна дыхание затаила, невольно вспомнила Регину Ковалец и как всегда восхищалась ею — умом, красотой и статью, и захотелось поморщиться. А Павел, наконец, рыкнул:

— Удавлю эту тварь.

— Если поспеешь вперёд Регины, — невесело хмыкнул Негожин. — Но это, конечно, аттракцион самоубийцы. Нельзя быть настолько дурой.

— Вы хотите сказать, что Регину Родионовну с пасынком связывают особые отношения?

— Да. И, поверьте, это заметно всем, кто оказывается рядом. Думаете, почему Павел никогда не появлялся в обществе вместе с отцом и мачехой? Господи, да он к сыну ни одну женщину, кроме Регины, не допускает. Андрей Константинович терпел, сколько мог, а теперь его обвиняют бог знает в чём. Это, по меньшей мере, несправедливо. А он не может за себя ответить, его больше нет. — Ирина слёзы вытерла. — Он жил ради семьи. Он так любил Регину.

— Он говорил Вам об этом?

— Да. В последний год мы часто общались. Он старался помочь мне… договориться с Павлом. Даже адвоката оплачивал. А после того, как они с Региной… решили разъехаться, ему просто не с кем стало поговорить. Видимо, на работе начались сложности, семья окончательно распалась, а единственный сын не имел желания с ним встречаться лишний раз. А потом, когда Андрей Константинович попытался поговорить с Павлом обо мне, он и с внуком ему видеться запретил. Понимаете, человек остался один.