Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - Валентин Лавров

На мостовой фыркали выхлопными газами авто, катили на резиновых шинах легковые коляски, лохматые лошади-тяжеловозы усердно тянули громадные возы и фуры, велосипедисты неслись с риском сломать себе шею. И весь этот сумасшедший поток регулировали на перекрестках артистичные ажаны — полицейские.

Громко орали газетчики:

— Новости с фронта! Немцы хотят нарушить нейтралитет Швейцарии! Армия Штранца атакует французские позиции у Вердена! Америка вступит в войну на стороне Антанты! В России ширятся забастовки, растут очереди за продовольствием! Знаменитый граф Соколов бежал к немцам! Читайте газеты!

Соколов взял «Пари суар». На первой полосе нашел свое карикатурное изображение: господин во фраке и с цветком в петлице бросается в объятия Вильгельма. И совершенно глупая подпись: «Вилли, завоюй Россию!» Сыщик скомкал газету и бросил ее в мусорную урну. Он отправился на площадь Вогезов, к русскому агенту.

Соколов еще издали увидал слева от моста Нотр-Дам старинный двухэтажный домишко. Внизу красовалась облупленная вывеска «Ремонт часов», и над входом висела круглой формы железяка с намалеванными цифрами — будильник.

Войдя в узкую дверь, он, щурясь после яркого солнечного света, увидал невысокого, очень чистенького человечка в белоснежной рубахе и черной строгой жилетке. В глазу у него было большое увеличительное стекло, в которое он рассматривал часовой механизм. Соколов улыбнулся, сказал пароль:

— Карманные часы марки «Павел Буре» чините?

Человечек отозвался:

— Золото какой пробы?

— Семьдесят второй.

— Знаю такие, с репетицией и секундомером. Починим непременно! — Протянул руку. — Рад видеть вас, меня зовут Мерсье.

Мастер закрыл лавку на задвижку, повесил табличку «Обед», достал вино и сыр. Беседовали почти час.

Мерсье задумчиво сказал:

— Деньги я вам дам — русскими золотыми червонцами, они здесь отлично ходят. — Почесал кончик носа, с сомнением покачал головой. — А вот с аэропланом сложней.

— Да, аэроплан нужен с полной заправкой, зато без охраны, чтобы ее не пришлось уничтожать.

— Этого я не могу обещать. Вы опоздали ровно на неделю. В воздушном бою погиб человек, который мог достать аэроплан. Но я изготовлю фальшивые документы, по которым вам, возможно, предоставят место в аэроплане. На аэродром в Рамбуйе с фальшивкой лучше прибыть ночью, когда французы по телефону не сумеют убедиться в Генштабе, что вы — это не вы. Приходите, сударь, завтра в это же время, я, думаю, смогу для вас изготовить фальшивые документы.

Соколов внушительно сказал:

— Сделайте, Мерсье, документы тщательней. И вот, перешлите для Прохора пакетец.

Прохор — это был агентурный псевдоним Батюшева. Соколов отправил ему шифрованную докладную записку. В ней он извещал о своем проникновении в германскую разведку и о важном задании, которое от нее получил.

Часы почти в разных уголках мастерской и не одновременно начали отбивать время — три пополудни.

Теперь путь гения сыска лежал к агенту германскому.

Соколов отправился на Монмартрский холм. На самом верху, прицепившись к краю крутого обрыва, расположилось знаменитое кабаре с громадной вывеской «Проворный кролик». Сюда собирались пьяницы, курильщики табака, кокаинисты и прочая шваль. Кабаре почему-то считалось знаменитым прибежищем непризнанных поэтов и художников.

В дверях Соколов столкнулся с пузатым господином, обладателем лохматой, похожей на веник бороды, веселыми нетрезвыми глазками и широким, проломленным носом. На большой круглой голове сидела немыслимая фетровая шляпа, какие носили волжские бурлаки и Сухаревские типы. Грудь обтягивала замызганная вязаная фуфайка времен Наполеона Бонапарта, а еще на господине болтались бесподобные бархатные штаны фиолетового цвета.

Соколов по описанию узнал того, кто ему был нужен — германского агента, француза по национальности Антуана. Гений сыска произнес пароль:

— Вы не скажете, как найти местного сторожа?

Пузатый удивленно вытаращил глаза, обдал Соколова винными парами.

— Тут есть несколько сторожей. Какого вам, месье, надо?

— Его зовут Антуан. Я привез ему известия с фронта от его двоюродного брата Шарля.

Обладатель бархатных штанов бросился на Соколова с распростертыми объятиями. Заорал:

— Какое счастье, наконец-то вы тут, мой друг! А я уж боялся, что вас где-нибудь на границе загребли, — сделал жест, — и вздернули. О-хо-хо! — Спохватился. — Я от радости забыл пароль сказать. — Завел глаза вверх, вспоминая. — Значит, «Шарль — это золотой человек и большой любимец дам». — Раззявил розовую щель щербатого рта, заорал: — Ну, дружище, я ничего не перепутал? Все верно сказал?

Соколов кивнул:

— Так!

Антуан снял шляпу, нетрезво шатаясь, помахал ею в воздухе, сообщил:

— Я и есть Антуан. Наконец-то, мой друг, вы появились. Мне резидент говорил, что вы привезете деньги. — Уставился на гостя по-детски наивными глазами. — Неужели привезли? Вот это прекрасно! Тогда — угощаю. Пройдем ко мне, пропустим бутылочку-другую и обсудим наши дела. — Заговорщицки подмигнул: — Нам ведь есть о чем поболтать, не так ли?

Соколов был неприятно удивлен столь странным поведением секретного агента, но все, видимо, объяснялось его французским характером, которому свойственна эмоциональная возбудимость.

Они нырнули в узкую низкую дверь и оказались в помещении, освещенном весенним солнцем, бившим в широкие цветные витражи. Большой буфет за толстым, с красивыми гранями стеклом был уставлен бутылками с яркими этикетками, фужерами и рюмками всех калибров. Стены были увешаны живописью и акварелями Тирэ-Бунье, Мартена, Пикассо, Бенара и других.

В дальнем углу топилась громадная печь, украшенная изразцами, на которых были изображены ужасные хвостатые демоны и несчастные голые грешники. В печь был вделан настоящий череп, с выбитыми, видимо при жизни, передними зубами — верхними и нижними.

— Это — Черный Жак. — Антуан ткнул грязным пальцем в желтую лобную кость и весело продолжал: — В начале прошлого века этот парнишка зарезал, хе-хе, десятка три старух. Он отсекал бабкам головы и вываривал их в котле. Из полученного отвара делал с чесноком и перцем холодец и запивал вином. — Хлопнул Соколова по плечу, зашелся в смехе. — Э-хе-хе-хе! Мой друг, скажите-ка, из чего этот славный выдумщик устраивал себе чаши для вина?

Соколов сухо отвечал:

— Не могу знать.

— А я знаю. — Антуан снова зашелся в хриплом хохоте, сплюнул на пол и словно нечто самое забавное сообщил: — Он отдирал верхнюю часть черепа, э-хе-хе-хе! — Протянул руку к Соколову. — Давай покажу, это вот тут. Каков сукин сын, а! Ведь это придумать надо. Из черепа он пил дорогие вина сам и угощал своих подружек, шлюх с блошиного рынка. Вот такой дегустатор!