Дети Барса - Дмитрий Володихин

Клешня на горле сжалась еще плотнее.

— Да… господь… — просипел ниппурец.

…и еще плотнее.

— Я… умру… за тебя… господь… только… вели…

— Вспомнил. Молодец.

Клешня разжалась. Халаш чувствовал, как из ушей у него идет кровь — от одного голоса Энлиля… Орудия пытки исчезли в один миг, люди задвигались, все кругом ожило. Напротив бывшего лугаля сидела безобидная девчушка. Он схватился за тунику — все цело. Скосил глаза себе на грудь… не видно.

— Кровь пропала, но шрам останется навсегда, — спокойно сообщил ему Энлиль.

Чего больше было тогда в сердце Халаша: ужаса или гнева? Он отучился бояться чего-либо в этом мире. Если смерть неожиданно подступала к нему, страх, застав Халаша врасплох, еще мог его одолеть, но потом улетучивался за один вдох. Поэтому первым вопросом ниппурца, после того как он пришел в себя, было:

— А сколько… серебра?

Девчушка расхохоталась хриплым басом пьяного старшины в рыбацкой деревне. Торговец-суммэрк, присевший чуть поодаль, подавился куском мяса. Наконец Энлиль унял хохот.

— Теперь слушай, болван и мерзавец, что тебе придется делать.

— Слушаю, господь.

— Хорошо ли ты знаешь пустыню на Заходе?

— И пустыню, и города за ней, и Мелагу, и Маган, и море Налешт и великие города на его побережье…

— Оставь свою похвальбу для какой-нибудь дешевой каркидды. Посреди пустыни, на Тропе Стекла, есть маленький оазис, суммэрк называют его Ки-Ан… Ты бывал там?

— Там давно не ходят караваны… Опасное место…

— ТЫ БЫВАЛ ТАМ?

Три слова — как три удара каменной палицей по голове.

— Да… господь.

— Там, посреди оазиса, крепость Анахт. Не те глиняные загоны для скота, которые вы тут строите, а настоящая крепость, из черного камня… только пустая. В ней давно никто не живет. Ты помнишь крепость?

— Я… помню. Мы бывали там с отцом… очень давно. Отец меня не подпустил к ней даже на полет стрелы… Говорил, что людям там… делать нечего.

— Твой отец — мудрый человек. Не может людям принадлежать место, которое когда-то называли Кровь Смерти — на языке, не известном, наверное, никому из простых смертных. Послушай, какая красота заключена в звуках этого языка: Кгэн'грах Траш'тмор.

На девчоночьем личике блуждала мечтательная улыбка. Халаш склонил голову в знак согласия. Да, мол, конечно, мол, ужасно красиво… Наплевать и забыть на всю эту старинную чепуху.

— …А теперь это всего лишь Анахт» Имущество Хозяина… И соваться внутрь тебе действительно не стоит. Слушай внимательно. Ты отправишься туда на онагре. Вот… серебро. Тут хватит на покупку онагра, пищи, воды и подходящей одежды. Отправишься туда один. Что? Что? Лицо твое плавится, как добрая руда в горне… Не бойся.

— Туда… нельзя добраться в одиночку… господь.

— А ты доберешься. Тебя, можно сказать, доведут, хотя провожатых ты не увидишь. Там… есть очень, очень тайное святилище кочевого племени, из которого родом ты сам. Овечьи камни.

— Овечьи камни… — огорченно повторил Халаш. Надо же, и об этом знает.

— Отыщешь там плоский камень с головой барана. Прирежешь над ним онагра своего и польешь камень его кровью. Пощедрее. Потом своей. Пары капель будет достаточно. Сразу после этого отправляйся к воротам Анахт, только не суйся внутрь. Ни в коем случае. Стой и жди. Оттуда выйдет караван… теней. Тени людей, безгласные и не нуждающиеся ни в пище, ни в питье, ни в отдыхе. Тени онагров и иных зверей… не пугайся, они похожи на очень больших скорпионов, но для тебя они не опасны. Большой караван, очень большой, тебе не приходилось еще водить такие. Груз серебра, меди, но больше всего — драгоценных кедров.

— Я один, господь, не смогу уберечь… Девочка-Энлиль рассмеялась совершенно по-детски:

— О, там будет охрана. Тебе понравится, милейший. Зовут его… или ее? Не знаю, оно одно в своем роде. Имя — Хумава, Не приближайся к нему даже на пятьдесят шагов. Может сжечь тебя… совершенно случайно. По ошибке. Не пытайся ему сказать что-нибудь. Или спросить. Или приказать. Оно само знает, как надо действовать. И поверь, более надежного стража не сыскать по всей земле Алларуад. Проведешь караван до самого Ура, до земель суммэрк. Здесь тени растают, и тебе придется нанять погонщиков-людей и воинов-людей. Не скупись, можешь потратить до трети от всего груза. Набери двадцать раз по тридцать шесть человек, или вроде того. Будешь начальствовать над ними, будешь у них караваноначальником… или князем, а хочешь, называй себя лугалем… как пожелаешь. Твоя цель — Урук. Дополнительно найми людей в окрестностях города, там еще бродят бездомные… м-м-м… борцы… во множестве Возьми Урук, разори его, снеси стены, убей жителей, засыпь колодцы. Тогда можешь возвращаться сюда и будешь богат.

— Двадцать раз по тридцать ше-есть? — с сомнением в голосе потянул Халаш.

— Ты, сын свинаря, до обидного мало веришь в мою силу… Я уже начинаю задумываться: тот ли ты человек? Пригоден ли ты для серьезного дела? С тобой останется Хумава, а это стоит целой армии. И с тобой будут кедры — еще одна армия.

— Я верю в твою силу, господь. Просто я… человек.

— Тем хуже.

— Отчего не бросишь ты на Урук горсть покорных суммэрк? Они ведь глина в твоих ладонях… Зачем… э-э…

— Тратиться? Иногда ты способен мыслить здраво. Прежде я и сделал бы так. Теперь в их городах и селениях из шести мужчин-суммэрк, способных стать воинами, не хватает трех. Они устали, их мало, из их войска волк Рат Дуган выгрыз слишком большие куски. Ничто, кроме богатства, не способно поднять их еще раз. Они не скоро восстановят силы… Хватит вопросов, принимайся за работу. Ты знаешь все необходимое.

Однако напоследок Халаш поинтересовался:

— А все-таки… сколько мне причитается?

— До завершения мэ на безбедную жизнь хватит. Теперь иди прочь.

Ниппурец ушел с гордым чувством победителя: существо великой силы не забыло о нем, явилось с поручением, вело торг и заключило сделку, обещавшую прибыль… И еще: оно было обмануто. Серебро! Разве стоит оно разоренного Урука? Разве сравнится оно с утоленной жаждой?

Ануннак, оставшись в одиночестве, медлил, не оставляя Срединный мир, не уходя домой, за стену. Он утомился. Халаш… Каков глупец! Каков гордец! В сущности, очень слабое существо, малопригодное для настоящего дела. К сожалению, ничего лучше нет. Во всяком случае, сейчас. Царство столь редко производит подобный товар! И с таким упорством давит его, калечит и корежит, чуть только распознает склонность к порче подобного рода. Остается… что остается. И от этакого ничтожества теперь зависит успех великого дела! Печально.

Очень маленький торгаш из Ниппура. И торговую мэ, как видно, ничем не выбить из его жизни. Мог помолчать и получил бы все то же, но гораздо быстрее, притом не настроив против себя создание бесконечно более высокое. Но ему требовалось обмануть, набить цену собственной глупости, показать норов. Лукавая шавчонка. Орудие слабое и кривое, будешь сломано, чуть только необходимость в тебе отпадет. Было ты глиной, глиной же бессловесной и станешь.