Остров надежды - Сара Ларк

Нора приложила палец к губам.

— Т-с-с! Не привлекай внимания. Я никому ничего не скажу, я хочу только посмотреть.

Адвеа наморщила лоб, но затем на ее лице появилась широкая улыбка.

— Миссис любопытная? — Это была смесь вопроса и упрека.

Нора облегченно подмигнула ей.

— Ужасно любопытная! — шепотом призналась она. — Я никому не помешаю. Давай я буду сидеть здесь рядом с тобой, меня никто не увидит.

— Духи увидят! — заявила Адвеа.

Нора вскинула брови.

— Они ведь мне ничего не сделают, — ответила она.

Адвеа покачала головой.

— Нет, ничего не делать, духи добрые. Чаще всего. Квадво вызывать добрые духи.

И с этими словами она указала ей на место рядом с собой, а Нора попыталась плотнее закутаться в свой платок. Здесь, в дальнем темном углу сарая, она никому не будет бросаться в глаза. Нора спросила себя, почему Адвеа, которая имела среди рабов высокий ранг, спряталась так далеко позади. Маану и Мансы не было рядом, они сидели в центре круга, который образовали рабы вокруг свободного пространства. Маану выбрала место напротив Аквази. Она неотрывно смотрела на него.

Нора могла теперь ориентироваться в сарае, это было нетрудно. В середине находилось место для очага, и двое мужчин у входа держали факелы, чтобы осветить людям дорогу.

Они оба, в конце концов, закрыли дверь сарая за последними из пришедших, и один из них тут же начал петь. Нора испугалась, когда Адвеа громким низким голосом поддержала эту песню, так же, как и остальные рабы. Песня звучала трогательно, жалобно, но слов Нора не понимала. Это был не английский язык, люди, видимо, привезли эту песню из Африки.

— Что это означает? — прошептала Нора, когда Адвеа и остальные несколько раз повторили припев.

Адвеа пожала плечами.

— Я не знать, никто не знать, вызывать духи... Язык духов.

Нора подозревала, что слова песни когда-то имели определенное значение, но сейчас, прислушавшись, она заметила, что каждый певец несколько по-своему произносил одни и те же слова, а некоторые вообще импровизировали. Никто, казалось, не знал, о чем пел, но, тем не менее, пение становилось все громче и требовательнее. К тому же внезапно в сарае отовсюду загремели барабаны.

А затем на середину помещения ближе к огню вышел мужчина. Он был массивным и голым, за исключением набедренной повязки, и громко повторял заклинания. Это был колдун-обеа. Нора была потрясена, узнав в нем своего послушного старшего конюха Питера. Питера, который каждое воскресенье, как самый верноподданный, буквально впитывал каждое слово преподобного священника.

— Квадво, — сказала как бы мимоходом Адвеа.

— Эго его настоящее имя? — спросила Нора.

Кухарка кивнула.

— Он могучий колдун. Сын знахаря.

Нора потерла себе лоб и даже не заметила, что повторяет жест Дута. Теперь Квадво подбросил дров в огонь — неудивительно, что он тщательно следил за тем, чтобы в сарае сегодня не было сена. Затем он повесил над огнем котел и вылил туда светлую жидкость из калебаса[9].

После этого он сделал глоток из этого же калебаса и протянул его рядом стоящему рабу. Его помощники пустили по кругу следующие сосуды, и Адвеа тоже дали кружку. Нора почувствовала по запаху ром из сахарного тростника. Адвеа приставила кружку к губам и после короткого колебания протянула ее своей хозяйке. Нора помедлила. Разве ей пристало пить здесь вместе с рабами? В Англии она бы никогда не сделала этого со своими служанками.

— Это приблизит вас к духам, — объяснила Адвеа.

Нора вздохнула и сделала большой глоток. Наверное, это следовало рассматривать как нечто подобное разделению между собой хлеба и вина в христианской общине. А там господин и слуга по традиции совместно справляли мессу.

Пение стало громче и требовательней, когда кружки, бутылки и калебасы сделали второй и третий круг. Теперь люди раскачивались в такт песням, а звук барабанов становился насыщеннее и, казалось, приобретал власть над людьми.

У Норы было такое чувство, словно барабаны бьют прямо у нее в голове. Несколько молодых людей, сидящих впереди, начали танцевать, и вместе с ними — колдун-обеа, и Нора снова испугалась, когда в руке колдуна блеснул нож. Пение слилось в напряженное крещендо, однако крик Квадво все же был громче. И тут колдун вытащил из мешка курицу, подбросил ее в воздух и молниеносным ударом мачете отделил голову жертвы от ее тела. Фонтанчик крови обрызгал стоявших близко рабов. Тело же курицы продолжало двигаться, наверное, бедняжка пробежала бы еще несколько шагов, как рассказывалось в кровожадных историях о призраках, которые читала Нора. Однако колдун-обеа быстро подхватил курицу и швырнул в середину толпы — как показалось Норе, в направлении Маану. И действительно, девушка поймала мертвую птицу и подняла ее над котлом, выпуская туда кровь. Из котла повалил вонючий пар, когда Квадво размешал что-то, а потом сжег над ним какие-то целебные травы.

На людей вблизи огня это, казалось, произвело возбуждающее действие. Они стали петь, кричать и танцевать еще громче. Адвеа еще раз протянула Норе кружку с ромом. Та, словно в трансе, приняла ее. Она никогда в жизни не пила так много, однако чувствовала себя скорее не пьяной, а возбужденной. При этом производимый ритуал подействовал на нее отталкивающе, и неприятные эмоции усилились, когда человек-обеа отрубил голову еще одной курице и бросил умирающую птицу в направлении Аквази. Молодой человек так же выпустил ее кровь в кипящий котел под невнятное заклинание колдуна.

В этот момент Нора с отвращением спросила себя, не присутствует ли она на церемонии обручения? Неужели Маану наконец-то добилась того, что Аквази попросил ее руки, и неужели обрученные соединяются таким кровавым способом? Однако Маану выглядела скорее ошеломленной и явно не производила впечатления счастливой невесты. Она была поражена появлением второй курицы и участием в церемонии Аквази. Но затем девушка отдалась пению и танцам, в таком же экстазе, как и другие рабы. Дым и тяжелый запах крови и трав медленно распространились по всему сараю. Норе стало трудно дышать и думать. Она словно вся обратилась в чувства и ощущения, в пение и удары барабана, и ей казалось, что она находится вне своего тела. Адвеа снова протянула ей кружку с зельем.

Теперь колдун-обеа снял свое варево с огня, окунул в него что-то похожее на веник из хвороста и обрызгал свою паству. Некоторые попадали на пол и стали биться в судорогах.

— Духи в них. Ими овладевают духи, — равнодушно объяснила Адвеа.

Старая кухарка наблюдала за всем происходящим безучастно, казалось, что ей абсолютно неинтересно войти в контакт с магией. Однако ром из сахарного тростника она пила, как воду.

Нора, широко раскрыв глаза от страха, не в состоянии двинуться с места, увидела, как один из ее домашних слуг, пронзительно крича, упал на пол и стал истерически рыдать, словно девчонка с кухни. Молодую женщину словно парализовало: с одной стороны, она как лекарь должна была немедленно остановить все это и заняться явно страдающими людьми, но, с другой стороны, она будто превратилась в бестелесное существо, которое ловило каждое слово колдуна-обеа и воспринимало одержимость людей как само собой разумеющееся. А еще какая-то часть ее отчаянно искала своего любимого духа, которого она так часто вызывала. Саймон обещал, что навсегда останется с ней. Но где он был сейчас, когда она в нем так нуждалась? Другим мертвецам, очевидно, очень легко удалось материализоваться перед живыми. Некоторые из мужчин и женщин, казалось, увидели дуппи своих умерших родственников. Они восторженно приветствовали их после того, как что-то втерли себе в глаза и посмотрели через левое плечо.