Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019 - Кира Долинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Военное обучение в первую очередь предполагало всеобщее физическое воспитание. Строительство нового человека и его тела перестало быть делом частным, как у проклятой буржуазии, но оказалось отныне делом государственной важности. Спортивные клубы, площадки, залы, а потом и стадионы, парады физкультурников, спартакиады, торжественные забеги и заплывы – такая же часть советской жизни, как стройки, заводы, пограничные заставы, площадки киностудий. К 1930 году в ход пошли и обязательные нормативы, без выполнения которых ты как бы и не можешь считаться достойным членом общества. В 1934‐м комплекс обязательных спортивных и военных умений обрел название – «Будь готов к труду и обороне». Это тот самый комплекс ГТО, который сейчас снова хотят ввести для отечественных школьников.
Чем ближе к 1941 году, тем больше в ГТО входило военных нормативов. Понятно, что ничто не ново на земле и наши тогда еще почти друзья в Германии увлекались строительством нового арийского тела почти так же рьяно. Хотя и по партийной линии. Молодежные лагеря национал-социалистической организации «Сила через радость» (Kraft durch Freude) имели богатую спортивную программу: бег, прыжки, метание, переноска тяжестей и велокросс плюс боевая подготовка (стрельба из винтовки, пистолета и пулемета). Успешно сдавшим нормы – «Военно-спортивный знак».
Не так тотально, как в России, но тоже весьма эффективно. И точно так же повсюду возвеличивание спортсменов как национальных героев, учет физической формы при приеме на работу на особо сознательные предприятия, официальные физкультурные нормативы и, главное, переход спорта из элитарной сферы в общедоступную.
«Наши тела принадлежат не нам самим, а нашему народу», – провозглашали новые власти в Германии. «В здоровом теле – здоровый дух», – вторили им советские товарищи. Искусство и в том и в другом случае не оставалось в стороне. В живописи, скульптуре, на фарфоре, в серебре и на ткани обеих стран в изобилии появляются физкультурники всех возможных видов спорта. Гендерное равенство вроде бы тоже программно соблюдается. Вот только в истории искусство Германии останется по преимуществу искусством мужских торсов, а в СССР – искусством спортивных Венер.
«Девушку в футболке» Александра Самохвалова 1932 года называли советской Джокондой. Девушку с его же картины «После кросса» (1934–1935) – советской Венерой. Не знаю, узнавали ли себя в Джоконде дамы флорентийского, а потом и французского двора – вряд ли. Но вот то, что с портретом, написанным Самохваловым с молодой ленинградской учительницы Евгении Адамовой, готовы были себя идентифицировать миллионы советских комсомолок, – это факт. Схожий образ, но уже ню в «После кросса» именно своею обнаженностью (и произрастающей от этого обобщенностью) отсылает уже не к портрету, а к мифологическому образу. Спортсменка и комсомолка Самохвалова выходит из своих натруженных во время кросса трусов, как выходит из пены морской Афродита – отряхивая следы только что прошедшего испытания и рождаясь заново.
Антично-ренессансные реминисценции в обоих этих абсолютно культовых полотнах не нарочиты, а скорее вычитывались зрителем, в большинстве своем ничего о всяких этих Венерах-Афродитах-Джокондах не знавшим, но при всей близости образа и тематики к реальности их собственного бытия точно осознававшим невидимую грань между настоящим и изображенным пространством.
Еще сильнее это неосознаваемое зрителем, но чрезвычайно важное для него отстранение работает в случае со знаменитой «Девушкой с веслом». Вообще-то их две, а еще точнее – три и более: первая и вторая были сделаны скульптором Иваном Шадром в 1934–1935 годах. Первую – жилистую, строгую, полностью обнаженную, с зализанной «античной» прической – Шадр лепил для московского ЦПКиО имени Горького, но там она простояла недолго: вроде как за излишнюю чувственность ее сняли и сослали в Луганск. Второй вариант Шадр делал с другой модели, которая отличалась более мягкими пропорциями и носила другую, более современную и в то же время менее сексуальную прическу. Весло, впрочем, осталось на месте.
Скульптура воцарилась в Парке Горького. Однако настоящей царицей советских садов и парков была вовсе не «Девушка с веслом» Шадра, а одноименная скульптура работы Ромуальда Иодко 1936 года – та, которая в купальнике и с веслом не в правой, как у Шадра, а в левой руке. Первую такую установили в парке водного стадиона «Динамо», а потом вольные ее копии распространились по всему Советскому Союзу. Была еще «Женщина с веслом» того же Иодко (1935) – но кто будет с этим разбираться: «Женщины» под гнетом славы соперниц тоже со временем стали «Девушками с веслами».
Первая, отвергнутая, «Девушка с веслом» говорит нам о том, чего не хотело от подобного образа идеологическое начальство: оно не хотело прямой отсылки к античности, а через нее к германской образности, которая в это время вся была обращена именно к античной скульптуре. Первый вариант Шадра был родной сестрой героев любимого скульптора германских вождей Арно Брекера и хоть был куда чище с точки зрения неоклассической эстетики, но явно относился к чуждому плану монументальной пропаганды.
Осовременивание образа спортсменки через прическу, купальники, спортивную форму, чуть измененные (приземленные) по отношению к классическим пропорции должно было вернуть, пусть бронзового или гипсового, но безусловно советского человека на землю. Вот только те самые лучшие и самые знаменитые физкультурницы никогда на грешную землю не ступали, они никогда не были Катьками с тракторного или Райками из продмага: физкультурницы как небожители – вот основа нового пантеона новой общности «советский народ».
Когда пишут о телесности в советском искусстве, очень любят описывать изменение моды на тело: мол, от тонких, безгрудых, узкобедрых аристократических фигур модные журналы, кино и улица переключились на воспевание ширококостных, крепконогих, грудастых девах из простого народа. Что чистая правда: когда достойным членом общества считается только человек труда, и лучше всего – труда тяжелого, то чахлые городские цветочки героинями быть не могут.
Однако чисто социальными причинами это изменение объяснять не стоит. Тут работает еще и биоидеология: в голодные годы идеалом красоты становится человек в теле – худобу как образец для подражания могут себе позволить только богатые и сытые общества. Здоровое большое тело, выставленное напоказ, вселяет уверенность в завтрашнем дне. Нет ничего убедительнее в этом смысле, чем физкультурные парады первых советских пятилеток – масса тел как одно сплошное советское тело, пригодное для выполнения всех возложенных на него природой и страной обязательств.
Массовое тело, однако, осталось больше фактом истории, чем искусства. С ним отлично поработали фотография и кино, но живопись и скульптура оставили нам образы индивидуализированные. Почти все они безымянны, многие из них похожи друг на друга, тело в них важнее лиц и тем более души, но свет и радость утра нового века они отразили как мало какие другие идеологические конструкты. В этих советских Венерах нам до сих пор мила безусловная победа соцреализма над реальностью.
13 февраля 2014
Спорт с переходом на личности
Выставка «…Больше чем спорт!», Государственный музей политической истории России, Санкт-Петербург