Вторая жена - Луиза Мэй

ее ушах: «Адвокат вытащил его… И еще, Сандрина. Я не смогла последовать за ним, а сейчас вижу, что он не вернулся домой. Будьте осторожны. Я вам перезвоню, хорошо?»

В машине, сидя рядом с Матиасом, который устроился между ней и Каролиной, Сандрина торопливо пишет Лизе, что прослушала ее сообщение, что они были в ресторане, а сейчас возвращаются к Маркесам.

Она обещает быть осторожной.

Очень осторожной.

Дверь в квартиру Маркесов издает едва слышный звук. Это дребезжит прорезь для писем, вставленная в металлическую рамку. Осенью ее заклеивают скотчем. Скотч свисает – этого не было, когда они уходили в ресторан. Скотч не должен болтаться.

– Пикассо? Пикассо?

Звонкий голос Матиаса разносится по пустой квартире. Обычно пес поджидает у дверей, радостно дрожа и виляя хвостом. Особенно когда он ждет Матиаса. Но в этот раз Пикассо неподвижно лежит в своей корзинке.

Что-то не так.

– Пикассо?

Резкий неприятный запах наполняет кухню. Матиас склоняется над корзинкой, не смея прикоснуться к собаке.

Он говорит:

– Мам, Пикассо стошнило.

Мгновенно четыре силуэта нависают над корзинкой. Пикассо еще совсем молодой, ему чуть больше года. Никто не ожидал, что он может заболеть. Каролина наклоняется, щупает, говорит: «Он теплый». Это такой деликатный маневр, чтобы не сказать при Матиасе: «Он не умер». Каролина наклоняется еще ниже, потом выпрямляется, и ее голос звучит потрясенно:

– Он съел что-то не то.

Растерянные взгляды обшаривают кухню. Все шкафчики закрыты, нигде нет остатков разгрызенных вещей или игрушек. Только в беловатой жиже рядом с мордочкой собаки, на краешке ткани, которой обита изнутри корзинка, виднеется белый шарик.

Сандрина узнает этот запах. Антимоль. Как собака могла добраться до средства от моли? Сандрина не уверена, что Патрис и Анн-Мари им пользуются; она никогда не ощущала специфического запаха в их квартире.

Она предлагает Анн-Мари увести Матиаса в ванную – пусть почистит зубы. Когда бабушка с внуком уходят, показывает Каролине белый шарик. Каролина осторожно приподнимает голову собаки, достает испачканный желчью шарик и поднимает на нее круглые глаза.

– Это что еще такое?

Нельзя тратить время, некогда выяснять, что и как. Патрис поднимает корзинку с Пикассо, Каролина открывает дверь. Они быстро идут к лифту. Сандрина тщательно запирает за ними замок.

Матиас зовет ее. Сандрина идет в дальнюю комнату. Мальчик уже в постели. От него пахнет зубной пастой. Он волнуется. Сандрине это состояние хорошо знакомо, и в голове у нее мелькает: как же это просто и как скоро. Как незамедлительно на смену покою приходит тревога. И мгновенно она начинает лгать, говорит голосом чуть более низким, успокаивающим. Именно так она постоянно говорила с ребенком, когда жила у господина Ланглуа.

Все будет хорошо. Не волнуйся.

В дверь квартиры стучат.

Анн-Мари говорит:

– Ох, наверное, они что-то забыли. – И выходит из комнаты.

Она идет быстрым шагом, слегка покачиваясь на ходу. Анн-Мари подвижная, энергичная, но когда ускоряет шаг, у нее появляется эта переваливающаяся, немного смешная «птичья» походка. Сандрина глядит ей вслед, и внезапно ее охватывает тревога. Она слышит шаги женщины в коридоре, слышит, как она приближается к двери. Паника волной накрывает Сандрину, она открывает рот, хватает воздух, точно карп, которому не хватает кислорода, и с трудом поднимается на ноги. Что-то не так… Она хочет закричать, остановить, но мысли тяжело проворачиваются в мозгу; она хочет вдохнуть и не может. Наконец ей удается дойти до двери в комнату и выйти в коридор, это длится секунду и занимает целую вечность. Она кричит:

– НЕТ!

Поздно. Анн-Мари распахивает входную дверь.

Это не Каролина. Это не Патрис.

Это господин Ланглуа.

У Сандрины нет ни малейшего сомнения. Это господин Ланглуа – не мужчина, который плачет. И не тот мужчина, который может угрожать, но не переходит грань, не тот расчетливый мужчина, который заставлял ее подписывать бумаги, отсекал ее от всего личного. Нет, это именно господин Ланглуа. Это насилие, грубость и жестокость.

Она видит, как его рука поднимается и наносит удар, как падает Анн-Мари. Он ударил ее очень сильно.

Сандрина делает шаг назад, отступает в комнату, разворачивается и смотрит на Матиаса.

Мальчик молчит, его глаза широко раскрыты. Он знает… Он чувствует бешенство отца… Сандрина должна… надо, чтобы именно она… она должна… Но паника перехватывает ее нутро, пылающее лезвие снова сковывает шею и спину, и она застывает.

Слышатся шаги. Он идет. Медленно. Уверенно.

Он не торопится.

Сандрина сглатывает, и это простое рефлекторное движение пронзает ее так, как будто она сломала кость. ДАВАЙ ЖЕ, ЧЕРТ, ШЕВЕЛИСЬ! – ревет внутренний голос, голос гневный, голос спасительный.

Ей удается подойти к кровати и прошептать:

– Прячься. Прячься, Матиас, скорей.

ЛИЗА, ПОЗВОНИ ЛИЗЕ.

Она достает из кармана телефон, но пальцы не слушаются, ей не удается разблокировать экран. Новая попытка, пароль тот же самый, она его не меняла – это дата их первой встречи: 0310, 0310. Она ошибается, опять ошибается.

Если малыш не спрячется, что он с ним сделает?

Сандрина едва жива, нет никакой надежды на то, что она сможет поднять Матиаса и сама где-нибудь спрятать его. Но Матиас быстро реагирует, Матиас действует. Он соскальзывает с кровати и ловко, как угорь, пытается заползти под нее. И застревает. Там много вещей.

Выронив телефон, Сандрина запускает руку в карман брюк и достает устройство срочного вызова, которое, по счастью, лежит там. Ноги Матиаса исчезают под кроватью. Там чемоданы и одеяла в больших пластиковых мешках.

ЛИЗА, ЛИЗА, ЛИЗА.

Матиаса не видно.

ЛИЗА, ЛИЗА, ЛИЗА…

Сандрина нажимает на кнопку снова и снова, но ничего не происходит. Она думала, что будет какой-то звук или что-то вроде этого, но ничего не видит и не слышит, работает устройство или нет, непонятно, кнопка остается серой, не загорается.

Почва уходит из-под ног, и когда ее рука наконец касается одеяла, ей кажется, что прошло сто лет. Он уже в гостиной. Еще несколько метров. Время кажется бесконечным. Шаги приближаются. Но она успевает. Падает на кровать и прячет бесполезное устройство под одеяло.

Он идет.

ВЫТАЩИ РУКУ ОН ИДЕТ.

Господин Ланглуа заходит. Она лежит на постели, прижав руку к дешевой, очищенной от золы цепочке на шее.

Она видит его. От бешенства он с катушек слетел. Нет, не то, не то… Он целиком охвачен бешенством. Она чувствует, как его ярость волнами накатывает на нее, но он не слетел с катушек, он не безумен. Напротив. Это тот хладнокровный господин Ланглуа, который впечатал ее лицо в булочку с изюмом. Господин Ланглуа именно этим и отличается: для него все просто.