Преступный режим. "Либеральная тирания" Ельцина - Руслан Хасбулатов

Репутация конгресса падала с такой стремительностью, что Сэмюэль П. Хантингтон в одной из своих известных ра­бот, опубликованной в 1965 году, предположил, что конгресс должен отказаться от своей законодательной роли и сосре­доточиться на служении избирателям и надзоре за государ­ственными органами, если он не изменит коренным образом свою деятельность[14]. Казалось, что состояние конгресса про­должает ухудшаться, так как в 1968 году Филипп Б. Курланд обвинил его в том, что у него «не хватает смекалки исполнять свои обязанности». Конгресс находился в прострации, Пре­зидент доминировал над ним. Курланд предлагает нам навес­тить «ложе другой больной конституционной концепции — понятия о разделении властей». Пациент был не просто бо­лен, смертельный исход казался неминуемым. Теоретически лечение было возможно, но Курланд не видел оснований для оптимизма. Пациент утратил волю к жизни[15].

Эти мрачные прогнозы подразумевают, что дисбаланс между Президентом и конгрессом носит хронический и по­стоянный характер. Однако никогда никакая ветвь власти не была столь всесильной или столь ущербной, как утверждали критики. Конгресс жив и здоров, хотя конкретный образ его жизни может оскорблять их вкус. Политическая система продемонстрировала способность к самокорректировке. Два президента, испытывавших пределы своей власти в 1960-е и 1970-е годы, были удалены со своих должностей[16].

Доктрина раздельных властей, подвергавшаяся насмеш­кам большую часть двадцатого века, все еще сохраняет жиз­неспособность. Обращение к американской истории дает ос­нования для уверенности. Сенатор Джордж Уартон Пеппер нарисовал такую благоприятную перспективу: «Если гео­метры 1787 года надеялись на совершенный мир и если пси­хологи того времени опасались разрушительных конфлик­тов, то история, как это часто бывает, доказала, что надежды оставляют в дураках, а опасения обманывают. Совершенно­го мира не было, но конфликты не стали разрушительными[17].

...После окончания заседания Президиума Верховно­го Совета началась подготовка к Чрезвычайной сессии Вер­ховного Совета с повесткой дня «О политической ситуации в Российской Федерации, сложившейся в результате госу­дарственного переворота». Работники были на подъеме — они прекрасно знали огромное значение того, что происхо­дит, понимали свою колоссальную роль в подготовке сессии парламента, работали четко, хладнокровно.

Так вот, перед началом этой сессии, которую мы наме­тили созвать уже ночью 21 сентября, я работал над двумя документами. Первый из них — заключение к книге «Ми­ровая экономика». Я утром еще планировал сдать ее в изда­тельство. Помню, Воронин заходит, рассматривает то, что я пишу, удивленно-вопросительно смотрит: дескать, чем это вы занимаетесь? Я говорю: «Юрий Михайловичу я заканчи­ваю последние фразы «заключения» монографии. Потом зай­мемся Ельциным и государственным переворотом...»

Второй документ: мне надо было основательно подумать самому, как построить нашу деятельность в экстремальных условиях. Даже начиная с того, чтобы внести ясность в тер­мине: «путчисты» — это «кремлевские вожди», «конститу­ционалисты» — это все те, кто поддержал Верховный Совет в его устремлениях обеспечить торжество Конституции, «мятежники» — это ельцинисты-еринцы, движение «Со­противление» — это общее название деятельности тех сил, которые выступают против диктатуры Ельцина и т.д.

Надо было определить направления работы и ответст­венность руководства Верховного Совета — чем буду зани­маться я, чем — Воронин, Агафонов, другие заместители, члены Президиума, депутатские фракции, кто будет рабо­тать с регионами и т.д. Другой вопрос: как использовать ог­ромный потенциал наших парламентских служащих, людей опытных и преданных Закону. И все это надо было делать быстро, оперативно, с умом — события приобретали неве­роятный динамизм. В приемной — огромное количество людей, требующих точных ответов, разъяснений, а то и про­сто наблюдающих за поведением председателя российского парламента в эти критические дни. Мне нужно было побыть одному...

...Я ушел в дальнюю комнату-кабинет, которую почему-то называли «комнатой отдыха». Для меня это был обычный рабочий кабинет, небольшой, уютный и «по-совместительству» — столовая, кофейная. Здесь я в последние два года написал тысячи страниц, прочитал десятки тысяч писем от наших граждан, сам писал им ответы... Сюда я обычно пере­ходил из рабочего кабинета часов в 9—10 вечера и сидел до 12, а то и позже... Попросил дежурного секретаря никого не пускать ко мне в течение одного часа. Не особенно следя за формой фраз, составил прежде всего для себя самый общий план нашей работы или скорее — фрагменты такого плана. Получилось вот что:

I этап:

• Верховный Совет, а затем X Чрезвычайный Съезд депутатов приводят в движение механизм отрешения от должности Ельцина в полном соответствии с Конституцией;

• Конституционный суд рассматривает этот вопрос, дает За­ключение;

• На Руцкого возлагаются полномочия исполняющего обязан­ности Президента Российской Федерации; ему следует помочь сформировать группу Советников, или Инспекторов: по обороне — возможно, Ачалова, внутренних дел — кого? Дунаев? Трушин? — посоветоваться... Безопасности — кого? Баранникова? — но он никогда не был лоялен к парламенту, «честно» служил Президенту Ельцину и обратился в Верховный Совет только тогда, когда его откровенно унизили; Кобец намекал на свою готовность стать ми­нистром безопасности — почему бы не предложить ему? К тому же депутат, а вчера предупредил...

• «Министрами» их называть не стоит, но решением X съезда правительство Руцкого следует наделить чрезвычайными полномо­чиями.

• Законодательная власть действует строго по Конституции и в полном соответствии с законами РФ. Никакие их нарушения, про­диктованные чрезвычайными обстоятельствами, для нас недопус­тимы.

• Наша, парламентариев, основная задача: принять весь необ­ходимый блок актов, обеспечивающих твердую законную процеду­ру возвращения страны в конституционное «поле».

• Обеспечить работу с провинциальной Вандеей.