Судья Шерман - Алекс Орлов

Мимо прошли два матроса и отдали Смайли честь. Как всегда, его принимали за некое важное лицо. А то, что он был в штатском, добавляло ему таинственности и бюрократической опасности.

Поднявшись по лестнице на один ярус, Смайли оказался в более приемлемой атмосфере с приглушенными механическими шумами и достаточно чистым воздухом. И это было понятно, поскольку на этом ярусе находился капитан, штурман и все думающие службы. Им чистый воздух был просто необходим.

Завернув за угол, Смайли едва не столкнулся с самим капитаном Вольтером.

Вольтер, против обыкновения, выглядел немного растерянным.

– У нас ЧП, сэр. Самоубийство... – произнес он и выпучил глаза, ожидая реакции Смайли.

Капитану казалось, что уж этому, подолгу службы проницательному, человеку не следовало ничего объяснять. Даже наоборот, это он должен был внести какую-то ясность.

– Кто покончил с собой? – не подавая виду, что сам ничего не понимает, спросил Смайли.

– Старший штурман Берни Израильчук.

– Что еще? – снова спросил Смайли, видя, что Вольтер держит в себе еще какую-то страшную тайну.

Капитан Вольтер огляделся, проверяя, нет ли кого в коридоре, и шепотом произнес:

– Он оставил записку, сэр. Вот эту... – И трясущиеся руки Вольтера подали Смайли сложенный вчетверо лист бумаги.

Тот осторожно его развернул, словно боялся, что оттуда выскочит блоха, и пробежался глазами по корявым строчкам. О содержании записки Смайли уже догадывался и, читая, лишь пытался определить стилистику письма. В том, что почерк был подделан, он не сомневался.

– Что ж, отлично, – сказал он и спрятал письмо в карман. – Идемте осматривать место трагедии.

– Но сама записка, сэр! – произнес Вольтер трагическим шепотом. – Разве она, – тут он снова огляделся, – разве она не наводит на мысли?

– Давайте договоримся так, капитан. Ваше дело следить за тем, чтобы на судне был порядок, а с этим происшествием я разберусь сам... Ну, естественно, с некоторой вашей помощью. Договорились?..

– Конечно, сэр. Вы руководите всей операции, и любой ваш приказ...

– Вот и отлично, – перебил его Смайли. – Ведите меня на место Насколько я понял, это произошло в его каюте?

Каюта старшего штурмана Израильчка выглядела так, как выглядело множество жилищ флотских офицеров.

Обычная штатная кровать, два стула, стол с кожаной обтяжкой, на обратной стороне шкафа несколько фотографий голых красоток, профессионально Доработанных карандашом.

– Он любил рисовать, этот ваш Израильчук? спросил Смайли и посмотрел на залитое кровью лицо старшего штурмана.

Его тело лежало как раз посередине каюты, из чего следовало, что он стрелялся стоя. Насколько Смайли разбирался в таких делах, стреляться люди предпочитали сидя. Некоторые лежа. Это, конечно, забавно, но по признаниям самубийц-неудачников они опасались сильно удариться во время падения. А лежа стреляться комфортнее – это понятно.

– Кто, кроме вас, капитан, и вашего помощника лейтенанта Халкиди, знает об этом происшествии? – спросил Смайли, посмотрев на стоявшего тут же высокого лейтенанта.

– Кроме Халкиди, я не говорил никому, – сказал Вольтер.

– А я рассказал вахтенному Борцу, – признался лейтенант и залился румянцем.

– И про записку тоже упомянули? – тихо спросил

Смайли.

– Но... Но я не знал, сэр... – Казалось, лейтенант вот-вот расплачется. – Я не знал, что это секретно.

– А это вовсе и не секретно, – заверил его Смайли, чем вызвал удивление и Халкиди, и капитана

Вольтера.

– Да, никакого секрета из этого делать не стоит. Ну был предатель, который выдал нас врагу и, написав покаянную записку, застрелился. Это очень скверно... Очень... Тем не менее, это не секрет.

– Что же нам теперь делать, в этих обстоятельствах?

– Во-первых, я должен поговорить с врачом. Как его?

– Штольц, сэр! Франкфурт Штольц! – нарушая субординацию, выкрикнул лейтенант. Он был прощен, и радость распирала его так, что хотелось совершить какой-нибудь служебный подвиг.

– Позовите сюда Штольца, мне нужно с ним поговорить. А снаружи – в коридоре – выставьте охрану из двух человек. Все, больше я вас не задерживаю, господа.

Когда офицеры вышли, Смайли остался один на один с трупом старшего штурмана. Впрочем, трупов Смайли не боялся, поскольку слишком часто имел с ними дело. Сейчас на Туссено, на южном побережье, его работу выполнял заместитель, и Смайли беспокоился, все ли там ладно. Бить людей без толку не следовало. В промежутках между сеансами должен быть кто-то, кто сумеет рассмотреть в замутненных взорах истязаемых искру правды или раскаяния. Смайли это удавалось, а вот его заместителю не всегда.

– Эх, Берни, Берни, – пробормотал Смайли, садясь возле трупа на корточки, – Поможешь ли ты нам найти твоего убийцу? А?

Труп ничего не ответил, уставив в пол стылые глаза.

В дверь постучали.

– Входите! – приказал Смайли.

– Разрешите, сэр?

В каюту вошел доктор Штольц, в этом можно было не сомневаться. Несмотря на флотский мундир, от этого человека несло всякой дрянью, которой обычно пахнет в медицинских кабинетах. Брюки Штольца выглядели помятыми, а китель сидел мешковато. И все в нем говорило о его приверженности научному атеизму, даже волосы, обильно росшие на оттопыренных ушах.

– Привет, док. – Смайли поднялся с корточек и, улыбнувшись, протянул Штольцу руку.

Доктор ответил на рукопожатие, подав такую большую ладонь, какие встречаются только у кузнецов и проктологов.

– Я хочу, чтобы вы мне помогли.

– Да, сэр. Меня предупредили, чтобы я беспрекословно...

– Тогда к делу, – не дав Штольцу договорить, произнес Смайли и, кивнув на труп, спросил: – Знакомый вам человек?

– Хм, еще бы. – Штольц вздохнул. – Остался мне должен четыреста тридцать семь кредитов и шесть сантимов...

– М-да, это, конечно, проблема, – прокомментировал Смайли, заложив руки за спину и покачиваясь на каблуках. – Осмотрите его, мне нужно ваше авторитетное заключение.

– Да, конечно.

Шгольц сделал несколько беспорядочных шагов, будто не знал, с какой стороны подойти к телу. Наконец он выбрал оптимальный маршрут и, наклонившись над трупом, начал осмотр.

В руке доктора появилась какая-то тестирующая железка, и он со знанием дела тыкал ею в остывающее тело.

Наконец Штольц разогнулся и торжественно произнес, словно читая текст клятвы:

– Этот человек мертв уже по крайней мере полтора часа.