Заступа - Иван Белов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 69 70 71 72 73 74 75 76 77 ... 88
Перейти на страницу:

– Здрасте, хозяева, не помешал? – Бучила без стука ворвался в дверь низенькой, перекосившейся на сторону избы стариков Митиных. На улице еще густела снежная темнота, но здесь уже не спали. Седовласый, с лысым теменем дед едва не сверзился с лавки, крохотная сгорбленная старушка выронила глиняную кружку, и осколки рассыпались по полу. Полосатая кошка выгнула спину, зашипела и смылась за печь. – Где она? – рявкнул довольный произведенным впечатлением Рух.

– К-кто? – заикнулась первой пришедшая в себя древняя бабка.

– Снегурочка где?

– Т-там. – Старуха корявым пальцем ткнула в соседнюю дверь. Рух аж опешил. Этот дом был у него третьим по счету, и нигде тактика бравого наскока еще не сработала. В первой избе голая баба подняла истошный визг, прикрываясь одеялом и пряча молодого любовника. Во втором его прокляла молящаяся перед иконами тощая злобная тетка. Снегурочкой там и не пахло. И тут такая удача. Ну или бабка со страху лишилась ума.

Бучила выхватил пистоли, пнул дверь и вылетел на скотный двор, с ходу углядев в полутьме кривенько слепленную из снега фигуру. С помощью такой Снегурок и вызывают. Бучила заглянул в каждый угол, осмотрел хлев, пошарил под жердями, запачканными старым птичьим пометом, и разочарованно выматерился, обнаружив пустую соломенную лежанку и узкий подкоп, ведущий на огород. Ледяной девки не было и в помине. В избе послышалось бряканье и сдавленный шепот, и Рух поспешно вернулся. И вовремя. Ушлая бабка выталкивала деда на улицу, тот путался в драном полушубке и тихонько поохивал.

– Беги, Кузенька, беги, спасайси, по наши души анчихрист пришел. Заступа это! Беги, я его задержу!

– Вы куда собрались, старичье? – любезно поинтересовался Бучила, аккуратно прихватил обоих за шкирки и усадил отдохнуть.

– Не виноватые мы! – заголосила старуха и попыталась брякнуться на колени. Дед сидел тихонечко, видать, окончательно смирившись с судьбой.

– Это уж, бабулечка, я буду решать. – Рух ногой пододвинул лавку и сел. – Вы понимаете, дураки старые, что за такие фортели на костре полыхнете?

– А и полыхнем, – с вызовом прошамкала бабка. – Пожили – хватит, чего нам терять? Ты нас, Заступа-батюшка, не стращай.

– За это дело, – Рух кивнул за спину, – анафеме предадут и костер обернется вечным адовым пеклом. Теперь страшно?

– А я говорил, Матренушка, говорил, – залепетал дед Кузьма. – Грех великий задумали…

– Цыц, старый, – прикрикнула бабка, и дед втянул лысую голову в плечи. – Теперича поздно. Давай, Заступа, вяжи злодеев. – Она вытянула сухенькие ручки с черными вздутыми венами.

– Совсем умишком-то трехнулась? – изумился Бучила. – Ага, щас я буду тебя в кандалы забирать. Ерунду не неси. И ты, дед, не трясись. Рассказывайте, почему у вас на дворе баба бесовская снежная и на кой хер вам все это сдалось.

– Пожить как люди хотели на старости лет, – выпалила бабка Матрена. – Было у нас три сына, да кончились все. Старший, Васенька, от лихоманки сгорел, среднего, Яшеньку, на лесовале раздавило сосной, младшего, надежу нашего, Семушку, в солдаты забрали, а через год весточка пришла, убит на Ижорской войне, где могилка – не ведаем. Остались одинешеньки век коротать.

– И решили Снегурку слепить, – догадался Бучила.

– Добрый человек надоумил, – кивнула Матрена. – По осени оставался у нас ночевать, все расспрашивал, сердешный такой, понимающий. Сказал, чего вдвоем куковать, есть способ верный, не спужаетесь – будет дите.

– И вы не спужались.

– Не спужались, – с вызовом ответила бабка. – Решили по-людски напоследок пожить. Тяжко одним, у меня сил нет, и дедка болеет, ноги едва волокет. Иной раз в избе ни дров, ни воды, сидим в обнимку и смертушки ждем. А она все, проклятущая, не идет. Согрешили мы, Заступушка, и о том не жалеем.

– Люди гибнут в селе, – глухо сказал Бучила. Стариков было жаль. Сколько их таких по свету, одиноких и брошенных? Не должно так, против закона и людского, и божьего.

– Это не Аннушка, – ужаснулась бабка Матрена.

– Чего? – поперхнулся Рух. – Аннушка?

– Аннушка, – подтвердила старуха. – Мы раньше дочку хотели, чтобы в честь матушки дедковой Анной назвать, а рождались сыны. Так и не получилось. А теперь у нас Аннушка есть, красота ненаглядная.

– Пошли-ка со мной. – Рух указал на скотный двор, пропуская стариков вперед. Аннушка, епт. Нет, ну это надо, тварь лесную, душу проклятую, чудище ненасытное, Аннушкой обозвать. И куда только катится мир?

На этот раз снежную бабу он осмотрел самым тщательным образом. Сделано все было на совесть и по уму. Снеговик в сажень высотой, в охранном круге из пепла и могильной земли, с грубо намалеванным жутким лицом и куском лыка вместо волос.

– Добрый человек научил? – спросил Рух у пугливо жмущихся стариков.

– Он, – кивнула бабка.

– А жертву кто приносил?

– Какую жертву?

– Обыкновенную, человеческую, ведь из ничего не рождается ничего.

– Никакую жертвину мы не делали, – побожилась Матрена. – Чай не нехристи. Добрый человек сказал, как слепить и слово какое замолвить, и оставил скляночку малую, сверху на снегуру вылить велел.

– Скляночку, говоришь. – Рух присмотрелся к черному подтеку на башке снежной бабы. Наскреб ногтем потемневшего снега, принюхался и попробовал на язык. Определенно кровь, сладкая, отдающая железом, человеческая кровь. Плюс что-то еще, странный тревожащий привкус.

– Скляночка где? – Он выплюнул растаявшее кроваво-снежное месиво.

– Нету скляночки, – злорадно сообщила Матрена. – Добрый человек велел разбить и в реке утопить. Кузьма так и сделал. Да, старый?

Дед Кузьма делал вид, будто оглох, с интересом разглядывая висящую в углу, покрытую хлопьями инея паутину.

– Де-ед! – повысила голос старуха.

– Ай? – очнулся Кузьма. – Ты, матушка, не злобись, запамятовал я склянку разбить.

– Ирод, – ахнула бабка. – Я ж обещала!

– Если обещаешь, надо все делать самой, запомните, бабушка! – Рух затащил старика в избу и ласково попросил: – Давай скляночку, дед.

– Это я щас, это я мигом. – Дед засуетился, упал на карачки и нырнул куда-то под печь. Выпрямился, потрескивая суставами, и протянул на сухонькой дрожащей ладони пузыречек дымчатого стекла, закупоренный пробкой.

– Жалко выбрасывать, – повинился Кузьма и спрятался за Бучилу.

Ворвавшаяся следом Матрена дышала огнем.

– Так, села и ротик закрыла, – приказал Рух, спасая свое драгоценное время и несчастного деда Кузьму. Матрена неожиданно подчинилась, бессильно опустившись на лавку.

Рух посмотрел сквозь скляночку на лучину. На стекле были выдавлены незнакомые символы, колдовская тайнопись, скорее всего. Греческие буквы без системы и остроугольные руны, остальные знаки опознать не сумел. Судя по всему, какое-то сдерживающее заклятие. Голову посетила запоздалая мысль о пользе образования, а не водки и баб. Пробка – кусочек осины, обожженный до черноты, поддалась с легким хлопком. Бучила осторожно принюхался. Пахло болью и расколотыми костями. Да нет, не может этого быть. Внутри склянки содержалась кровь и живая человеческая душа. То, что с легкостью заменило необходимую жертву для ритуала призыва Снегурочки. Страшное, проклятое колдовство. Человека пытками доводят до исступления, а отлетевшую душу ловят в специальный сосуд. Какого хера тут вообще происходит?

1 ... 69 70 71 72 73 74 75 76 77 ... 88
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?