По образу и подобию - Ната Чернышева

Лежать дальше и тетешкать свою обидушку стало невыносимо. Алёна слезла с постели, высоковато оказалось, однако. Как бы не свалиться, когда заснёшь… Подошла к двери. Дверь едва угадывалась на ровной стене. Если честно, не видела бы, как они открываются, так и не нашла бы. Во всяком случае, сразу.

Обдало внезапным страхом. Что если чужой запер её в комнате? Вполне мог, под его характер. Но дверь распахнулась, отреагировав на браслет…

Ограничение прав, говорите? Наверное, не всех, раз открываются двери.

В коридорах было пусто, жарко и тоскливо. Алёна заблудилась очень быстро. Но вышла в какую-то круглую комнату, оказавшуюся маленьким зимним садом. Кусочек парка, гравийные дорожки, камни, небольшой, весело журчащий, ручеёк, коротенькие толстенькие деревца с крупными листьями-сердечками. Комната для релакса? Она поддерживалась в автоматическом режиме все эти немыслимые столетия или её организовали только сейчас? Алёна протянула руку, чтобы потрогать зелёный лист, и пальцы не ощутили характерной для любого листа упругой влажности. Голограмма. Значит, второе. Может быть, со временем тут и появятся настоящие растения. Но пока комнатой владели лишь иллюзии. Благо вода была настоящей, как и камни.

Чужой внезапно обнаружился за одним из камней. Он сидел прямо на земле, свернувшись в узел, — немыслимая для человека поза! — и плакал. Тихо, отчаянно, почти беззвучно. По уму надо было бы развернуться и уйти. Алёна судила по себе: она вот совершенно точно не хотела бы никого видеть рядом с собой в момент слабости.

Наверное, связаться со своими парню не удалось. Наверное, он вообще последний из всей своей расы. Последний из могикан. Вспомнились ряды мёртвых анабиозных капсул-вродесаркофагов, с высушенными мумиями внутри. Их всех надо было похоронить, как у них принято… Положить в могилу или сжечь. И он всё это сделал сам. Один. Просто потому, что некому было больше…

Алёна вдруг подумала, что чужой ненамного её старше. А может быть, даже младше. Мальчишка совсем. Почему-то складывалось именно такое впечатление…

Надо уйти.

Надо.

Такую боль не разделишь с посторонними.

Но очень уж не хорошо тогда получится.

Не по-человечески.

Алёна вздохнула, подошла, села рядом, обхватив коленки. Тихо сказала:

— Прости…

Он кивнул. И отвернулся. Алёна тоже старательно смотрела в сторону.

— Тебя как зовут? — спросил он через время.

— Алёна Флаконникова.

— Алеону, — повторил он имя на свой лад, и назвался сам:- Пальлирем диплонктафьом Шокквалем.

— Слишком длинно, — честно призналась Алёна.

— Знаю. Придумай сокращение сама.

— Ну… Пусть ты будешь Паль…

Он кивнул. Какое-то время они сидели в полном молчании. Каждый думал о своём. И у каждого плескалась в душе тоска размером в добрый океан.

— Паль…

— М?

— Сними ты с меня эту пакость. Я не буду бросаться, честно слово. Вообще, стыдно за себя, — так сорвалась по-глупому…

— Не могу.

— Почему?

— Вот это, — он обвёл рукой пространство, имея в виду всю базу, — военная станция. Её управляющий разум мне не подчиняется. Я сам — врач, не военный.

Гражданский специалист, хоть и военнообязанный. И даже не совсем врач, — признался он, — ученик… Право на самостоятельную практику я получил бы лет через пять примерно.

И вот. Станция оберегает и защищает меня, но в вопросах защиты мне не подчиняется, а наш лантарг мёртв, и его заместители тоже, внести правила- исключения неком: у меня не тот статус. Ты жива только потому, что носишь шоулем. Да, твои права ограничены, но они у тебя есть. У твоих родственников никаких прав не было. Потому они и погибли.

Алёна обдумала услышанное. Не комнатная собачка всё-таки. Хорошо…

— Тогда ладно, — вздохнула она. — Пусть будет…

— На самом деле есть способ, — сказал Паль, и замолчал.

Алёна терпеливо ждала.

— Поднять твой статус, — нехотя сказал он, — можно через брак.

— А что скажет управляющий станции на то, что ты женился на животном? — спросила Алёна насмешливо.

— Ничего. Ему без разницы. Ему без разницы даже на то, будет ли подтверждён этот брак совместным проживанием или не будет. Главное, та-горм…

— Ага, — кивнула Алёна, потом подняла руку и пошевелила пальцами, показывая подарки Тима: обручальное кольцо и то, вручённое на Сильфиде перед катастрофой. — Только я уже замужем.

— Как хочешь, — пожал плечами чужой.

И снова они сидели молча какое-то время. Потом Алёна спросила:

— Паль, а что дальше?

— Не знаю, — честно ответил он.

А действительно, что же дальше? Да ничего. Спасения нет, как нет и надежды. Никто не явится. Никто о них даже не узнает. Так и проживут здесь, два идиота, потом умрут от старости, если ещё раньше не прибьют друг друга, выжив из ума, а база уснёт снова, и из того сна уже не выберется. Потом, спустя тысячу лет, найдёт кто-нибудь, хоть те же поумневшие стрекозники с Сильфиды! И долго будут гадать, что это такое было, и когда его построили. Жутью веяло от такой перспективы, жутью и безысходностью.

— Что же нам теперь делать дальше, Паль…

— Не знаю, Алеону…

И снова они молчали, не зная, что сказать друг другу. Потом Паль движением пальцев вызвал голографический экран, показавший Тима во всей его красе во время последней встречи.

- Кто это, Алеону?

Алёна смотрела в лицо любимого, подсвеченное запредельным сиянием, ответила не сразу:

- Это Тим. Тимофей Флаконников, мой муж.

- Он странный, правда? Необычный, не так ли?

- Да-а…

- Расскажи о нём.

- Ты что-то знаешь о таких, как он? — помолчав, спросила Алёна.

- Допустим, — нехотя ответил Паль. — Но я хочу убедиться. Пожалуйста, расскажи.

Алёна рассказала. Об эксперименте и попутно об Институте Экспериментальной Генетики, о том, что все братья и сёстры Тима умерли, не успев повзрослеть, и о том, как именно умерли. О странных и страшных проявлениях его паранормы… Паль задавал вопросы. Бесконечные вопросы, Алёна устала отвечать. И думала, что в жизни ещё не встречала более любопытного существа: его интересовало всё, буквально — всё. Какая-нибудь незначительная мелочь, и та удостаивалась пристальнейшего внимания…

Алёна не знала, что неуёмное любопытство и стремление во что бы то ни стало докопаться до сути, — отличительная черта этой расы, свойственная практически всем её представителям не зависимо от возраста. Впрочем, обречённое понимание, что попала на всю свою жизнь, появилось очень скоро…