Сестра - Луиза Дженсен

– Грейс. – Лекси ковыляет ко мне. Застывает, заметив цепь, тянущуюся от моей лодыжки к остову кровати. – Белль, какого черта ты делаешь? Освободи ее.

– Не раньше, чем мы поговорим. Ты должна дать мне кое-какие ответы, мама.

– Мы поговорим, когда ты прекратишь держать Грейс на цепи, как чертово животное.

– Ох, бедная Грейс. Все ее просто обожают, не так ли?

– Она ничего тебе не сделала.

– Она так и не познакомила меня с тобой. Ты должна была узнать меня через нее, полюбить меня, а затем бы я сказала, кто я на самом деле. Мы бы стали настоящей семьей, но нет. Грейс хотела единолично тобой пользоваться.

– Все было не так…

– Заткнись. – Анна делает шаг ко мне. – Я хотела полюбить тебя, Грейс. Действительно хотела. Я старалась быть милой, но ты постоянно меня злила. Чем больше я слушала твои истории про то, как сильно ты любила Чарли, тем больше тебя ненавидела. Все любят Чарли. Все любят Грейс. А кто, черт возьми, любит меня? Но, – ее рот кривится в ухмылке, – я готова дать вам второй шанс. Чарли больше нет, а мы трое все равно можем быть семьей, не так ли?

– Нет. – Голос Лекси холоден и тверд. – Отпусти ее, а не то я вызову полицию.

– Давай. К тому времени как ты доковыляешь до ближайшего телефона, я буду далеко, а Грейс? – Анна вытаскивает нож из кармана фартука, со свистом рассекает воздух нержавеющим стальным лезвием. – Грейс по-прежнему будет здесь. Ну, то, что от нее останется. А теперь забирайся на кровать. – Анна тычет ножом в сторону Лекси, словно подгоняет скотину. Лекси не трогается с места, но, когда лезвие колет ее в плечо и на халате проступают капли крови, она, спотыкаясь, отступает назад.

– Анна, ты ее ранишь. – Я пытаюсь дотянуться до Лекси, но цепь слишком коротка.

– Я ее раню… Вот это забавно.

Лекси забирается на кровать рядом со мной. Анна хватает ее левую ногу, открывает другой ножной браслет и защелкивает его вокруг лодыжки Лекси.

– Чего ты хочешь, Белль?

– Хочу провести несколько драгоценных минут со своей матерью. Это такое уж непомерное требование? Я собираюсь приготовить хорошее угощение, затем мы все вместе можем сесть и как следует познакомиться друг с другом.

Хлопнув дверью, Анна выходит из комнаты.

– У тебя идет кровь. – Я протягиваю руку, но Лекси ее отталкивает.

– Все в порядке.

Темно-красное пятно расплывается, я смотрю на него, и все, что находится в комнате, кружится и сливается вместе. В ушах у меня шумит, как будто я слушаю рокот волн в ракушке.

– Дыши, Грейс. – Лекси трет мне спину маленькими круговыми движениями. – Ты только вдыхаешь. Выдохни.

Я тяжело выталкиваю воздух, со свистом втягиваю его снова. Слышу бормотание Лекси, чувствую тепло ее руки у себя на спине, и постепенно тело перестает дергаться. Острота зрения восстанавливается.

– Порядок? – Лекси крепко стискивает меня здоровой рукой.

– Да.

– Хорошо. – Она отпускает меня. – Не обижайся, но от тебя воняет. – Она отодвигается.

Я хлопаюсь обратно на подушку, а Лекси дергает за цепь, здоровой рукой давит на спинку кровати.

– Я уже это пробовала.

Лекси ложится на спину. Скидывает туфли и прижимает ступни к резному дереву. Я сдвигаюсь в конец кровати и ставлю свои ступни рядом с ее ступнями.

– Готова? – спрашивает она.

– На счет три.

Мы пинаем спинку кровати, пока мои ноги не парализует от боли, и кричим, пока у меня не начинает звенеть в ушах. В дереве не появилось даже волосяной трещины.

– Вот зараза. – Лекси трет ступни. – Как же мы отсюда выберемся?

Я смотрю ей в глаза и вижу в них отражение собственного страха.

– Не знаю.

Шесть дней спустя после смерти Чарли утреннее небо было серо-черным, как застарелый синяк. Туман окутывал церковный шпиль, обычно видный из моего окна. Все казалось каким-то приглушенным, пригашенным. Даже птицы были нетипично молчаливы. Чарли забрала с собой солнечный свет и радость. Дэн принес мне чай, который я не смогла заставить себя попробовать, и тост, который я не смогла проглотить. По-хорошему, мне бы следовало принарядиться – ведь это был двадцать пятый день рождения Чарли, – но вместо этого я надела черное, чтобы присутствовать на ее похоронах. Прямое цельнокроенное платье, которое я надевала на прошлое Рождество, было плотно облегающим, когда я его купила, но сейчас молния застегнулась с легкостью – ткань еле касалась моего тела вместо того, чтобы его облегать. С момента смерти Чарли я едва ли проглотила хоть что-то. Дэн надел деловой костюм и одолжил у кого-то черный галстук: разодетый маленький мальчик.

Такси привезло нас к дому Чарли, мы оба слишком дрожали, чтобы вести машину. Поскольку у Чарли, кроме матери, не было других родственников, было решено, что мы поедем вместе с Лекси в похоронном автомобиле. Приехали мама и Оливер. Они с бабушкой и дедушкой должны были встретить нас у крематория. Я открыла дверь в дом, который некогда был моим вторым домом, и вошла в клубы сигаретного дыма. Лекси сидела за кухонным столом, одна ее рука покоилась поперек груди, другая держала сигарету, взгляд был прикован к переполненной пепельнице. Я тронула ее за плечо. Она отбросила мою руку. Я сердито посмотрела на Дэна. Мол, скажи что-нибудь.

– Я сделаю чаю, – сказал он.

Пока чайник кипел, я налила горячей воды в липкий тазик для мытья посуды и принялась оттирать грязные кружки и тарелки, покрывавшие все имевшиеся поверхности. Я нарушила тишину плеском воды и звяканьем фарфора. Дэн поднес ко мне молоко, держа так, чтобы я могла его понюхать. Я понюхала и сморщила нос. Он вылил его в мойку – застывшие желтые куски, которые я подогнала к сливному отверстию чайной ложкой. Он разлил по чашкам дымящийся чай, который никто не стал пить. Я вытерла посуду, а Дэн тем временем вынес вонючее мусорное ведро и выставил пустые винные бутылки и пивные банки за заднюю дверь, чтобы их унесли на переработку.

Больше делать было нечего, оставалось ждать. Мы втроем сидели вокруг кухонного стола и молчали, избегая встречаться друг с другом глазами. Когда раздался стук в дверь, все почувствовали облегчение. Дэн вскочил, чтобы открыть, а Лекси впилась в меня свирепым взглядом. Ее гнев заглушал мою печаль.

– Пойду на воздух, – сказала я ей и присоединилась к Дэну в узкой прихожей. Пока он разговаривал с шофером, я стояла, вцепившись сзади в его ремень, чтобы меня не унесло волной горя.

В сверкающем катафалке стоял дубовый гроб и цветы: имя Чарли было выложено белыми гвоздиками. Это дедушка помогал Лекси с организацией похорон. Я подозревала, что он также помог материально, – у нее всегда было плохо с деньгами. Лекси села в машину первой, потом – Дэн, потом – я. Я сидела, уставившись в окно, пока мы совершали медленный переезд, чтобы отдать последнюю дань той, которая была так полна жизни, что я так и не могла до конца поверить в ее смерть. Я смотрела на болтающих и смеющихся людей на улице. Казалось непостижимым, что в их жизни ничего не изменилось. Для них это был просто еще один заурядный день. Я им завидовала.