Глаза Клеопатры - Наталья Миронова

По лицу Нины он видел, что не сумел ее убедить.

— Я все равно не понимаю, при чем тут мы с Юлей. Мы вышек не взрываем, и в правительстве у нас знакомых нет.

— Вы с Юлей… — Никита улыбнулся ей с такой нежностью, что у нее сжалось сердце. — Это называется «секьюрити риск».

— А по-русски?

— Это уже вошло в русский язык. Единственный перевод — «степень благонадежности», но он не передает смысла. — Никита сложил приборы и отодвинул пустую тарелку. — Среди прочего понятие «секьюрити риск» включает такой аспект, как уязвимость для шантажа.

— В смысле, сдам ли я тебя, если на меня надавить? — не выдержала Нина, хотя он собирался еще что-то сказать. — Сдам, можешь даже не проверять. Я думаю, Чечеткин «плохо делал домашнее задание», как говорят в американских детективах. Стоило ему пригрозить Кузе, и уже не надо было бы подбрасывать мне героин.

— Не хочу вступаться за Чечеткина, — засмеялся Никита, — но у него просто не было времени «сделать домашнее задание». Да и не верит он в такие высокие чувства. Он ухватился за первое подручное средство.

— Ты хочешь сказать, что он еще и наркоторговец? — ужаснулась Нина.

— Не знаю. Не исключено. Я это проверю.

— Ты как-то спокойно отнесся к тому, что я могу тебя сдать.

— Если ради Кузи, я тебя заранее прощаю, — улыбнулся Никита. — Но я хочу в принципе исключить такую возможность. А пока расслабься… Ой, пардон, ты этого слова не любишь…

— Ничего. Я расслабилась в джакузи. Что ты хотел сказать?

— Чечеткин не знает, где ты, это я уже проверил. Можешь спокойно звонить своей Юле.

— А тебе не кажется, что все это смахивает на шизофрению? После выхода из тюрьмы, да и в тюрьме тоже, если на то пошло, я уже могла раструбить его тайну всему свету. И даже до тюрьмы. Я могла обзвонить всех своих знакомых вечером накануне ареста. Я могла всем растрепать на работе в день ареста.

— Но ты же не растрепала, — возразил Никита. — Если бы ты его выдала, об этом уже трубила бы вся желтая пресса и весь Интернет. Но Чечеткин просчитал ситуацию и понял, что ты этого не сделаешь. А ты, если хочешь понять, что двигало Чечеткиным, должна рассуждать, как он.

— А ты откуда знаешь, что он понял, а чего не понял? — удивилась Нина.

— Очень просто. Он же думал, что ты его узнала.

— Я и правда его узнала, только фамилию вспомнить не могла.

— А вот уж этого он знать не мог. Он решил, что тебе все про него известно: и имя и должность. И он рассудил, что закладывать его тебе невыгодно. Зато имеет смысл его шантажировать.

— Но я не…

— Ну да, — перебил ее Никита, — ты не шантажистка. Но мужики-то не знают! Я же говорю, рассуждай, как он. Шантажом ты могла бы выдоить его досуха. Вот он и решил сыграть на опережение.

— Может, он теперь просто от меня отстанет? — жалобно протянула Нина.

— Мы не можем на это рассчитывать, — покачал головой Никита. — Все, это не обсуждается.

Он не стал ей говорить, что хочет поквитаться с Чечеткиным не только ради нее.

На десерт Нина поела клубники и объявила, что хочет погулять с Кузей. Кузя встретил эту новость с энтузиазмом, а Никита обиделся.

— Я же с ним гулял перед ужином!

— А я погуляю перед сном.

— Тогда пошли вместе.

— Я сперва Юле позвоню. Можно я позову ее завтра?

— Бога ради.

— Кузя, идем! — скомандовала Нина.

Никита поднялся наверх следом за ней. Он не собирался подслушивать, но Нина оставила дверь своей комнаты открытой, и до него донесся ее голос, ставший вдруг ласковым и веселым. «Со мной она никогда так не говорила», — подумал он с горечью.

— Юленька? Привет, я вернулась. Нет, еще вчера. Да, тебе не позвонила, скотина такая. Ну прости. Столько всего случилось… Нет, я не дома. Потом объясню. Ты можешь ко мне завтра приехать? Записывай адрес. И скажи мне номер своей машины, я охрану предупрежу. Да, тут все очень круто. Кузя? Со мной, где ж ему еще быть! Передает тебе привет. Я тебе подарок купила. Нет, не скажу, приедешь, увидишь. И маме шаль связала. И еще кое-что. Да, у меня работа есть. В театре! Все расскажу при встрече. Слушай, а ты можешь захватить то платье? Ну то, в полоску. Есть у меня одна идея. Хорошо? Давай в одиннадцать. Жду. Маму поцелуй.

Нина вышла из комнаты, держа на поводке Кузю и накинув жакет на одно плечо.

— Ты ее очень любишь, эту Юлю? — ревниво спросил Никита.

— Знал бы ты, какая она классная! Ей, между прочим, светила поездка в Париж, а она ради меня отказалась, когда меня арестовали. Ладно, завтра сам увидишь. Ты будешь дома? Она придет в одиннадцать.

— Я буду дома.

Опять они прошлись по всему громадному двору, пес справил свои нужды и сам потащил их домой.

— Место, — скомандовала Нина, и он умчался в конец коридора.

На пороге комнаты Никита обнял Нину и попытался поцеловать, но она отвернулась.

— Послушай… Давай объявим мораторий, пока все не прояснится. Знаю, я обещала…

— Ничего ты не обещала. И ничего ты мне не должна. — Никита страшно расстроился, даже сам не ожидал. — Спокойной ночи.

— Подожди. — Нина обвила руками его шею. — Мне нужно только немного времени… сообразить, на каком я свете. Все происходит слишком быстро.

— А в Литве тебе тоже казалось, что слишком быстро? Хотя… о чем я спрашиваю? Я же на тебя набросился, как дикарь. Ладно, извини. Тебе надо отдохнуть.

— Да погоди же! Я же вижу, ты злишься. Не надо. Когда все кончится…

— Когда все кончится, ты опять улизнешь. Засядешь в своей коммуналке и будешь претворять идеи Чучхе.

— Что ты имеешь в виду? — не поняла Нина.

— Великую идею товарища Ким Ир Сена об опоре на собственные силы. Чучхе означает «самобытность». По-научному: «автаркия». Или, как говорит герой фильма «Вокзал для двоих», «Все сама, сама, сама», — насмешливо процитировал Никита.

— Перестань, — досадливо поморщилась Нина. — Не напоминай. Мне ужасно не нравится этот фильм.

— Аналогично.

— Ладно, давай сейчас.

— Нет, ты права. Объявляем мораторий.

Он поцеловал ее в губы и отпустил, ушел к себе. Ему страшно было прочесть облегчение в ее лице.

На следующее утро в одиннадцать, как и обещала, приехала Юля. В жизни она оказалась еще красивее, чем на фотографиях в Интернете, но никогда раньше Никите не доводилось видеть такой мрачной красавицы. «Она уже хлебнула горя на десять тысяч лет вперед», — вспомнились ему слова Нины. Но Юля искренне бросилась на шею Нине и очень обрадовалась Кузе, а он встретил ее восторженно. Впрочем, больше всего Никите понравилось, что на него, Никиту, Юля не обратила никакого внимания. Эта ослепительно красивая девушка явно не искала женихов, покровителей или, как выражалась его бывшая жена, «папиков». Он вспомнил, как вела себя «пресловутая Лора», преследовавшая его своим вниманием прямо у него дома, на глазах у лучшей подруги, и даже порадовался, что Юля его не замечает. Как будто невидимые стальные шторки смыкались в ее лице, когда взгляд случайно падал на него.