Глаза Клеопатры - Наталья Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты похожа на Ирэн Форсайт, — сказал он, когда Дуся вышла.
— Думаешь, это комплимент? — лукаво прищурилась Нина. — Мне никогда не нравилась Ирэн Форсайт. Скольким она жизнь поломала! А сама она, по-моему, была страшной занудой и даже в постели полный ноль.
— Я просто вспомнил, что она каждый вечер переодевалась к обеду. Даже когда жила одна.
— Я люблю переодеваться, — призналась Нина. — Французы говорят, что надеть обновку — это как бы заново родиться. Вот мне и захотелось после джакузи чего-нибудь свежего. И твоя столовая обязывает. Тут так красиво… А что, ты против?
— Я? — изумился Никита. — Да я руками и ногами за! Кстати, я просмотрел сайт Щеголькова, там есть его коллекция. И я хотел тебя спросить: почему все они шьют черт знает что?
— «Все они» — это кто?
— Ну, все эти великие модельеры. Вот у тебя платье как платье. Кстати, очень миленькое. А у Щеголькова все так накручено, что я просто не понимаю: кто может это носить? И не он один, — продолжал Никита, не давая ей возразить. — Я, конечно, за модой не слежу, но иногда, мельком, переключая каналы… В общем, на мой непросвещенный взгляд, все эти дефиле одинаковы. Все эти наряды… В них сесть невозможно, не то что делать что-нибудь.
— Коллекции высокой моды — это не то, что предлагается покупателю. Это как в поэзии: стихи для публики и стихи для поэтов. Показы высокой моды делают, чтобы проследить тенденции, что-бы было из чего выбрать. Пако Рабанн, например… Это такой французский кутюрье, — пояснила Нина. — Так вот, Пако Рабанн одевал манекенщиц в крученую проволоку, в кольчугу и прочее в этом роде. Но благодаря ему появились ткани с люрексом и возродился интерес к парче.
— Все равно мне это не нравится, — заупрямился Никита. — Ты тоже шьешь такую муру? Стихи для поэтов?
— У меня случая не было, — горько усмехнулась Нина. — Кто ж мне даст участвовать в дефиле с моими нарядами?
— А почему нет? — опешил Никита.
— Ну как ты не понимаешь? Ты же бизнесмен, ты должен понимать такие вещи. Все это стоит огромных денег: арендовать зал, нанять манекенщиц, пригласить прессу — лучше электронную. Нужно иметь имя, влияние, известность… А меня никто не знает.
Дуся принесла горячее — котлеты по-киевски. Никита все больше хмурился.
— А они откуда все это взяли? Ну, имя, влияние, известность? Деньги? Ладно, давай оставим французов в покое, но этот твой Щегольков…
— Ты же знаешь, откуда у него деньги.
Никита задумался, даже положил вилку.
— Он уже давно практикует, я на сайте смотрел. Неужели с самого начала за ним стоял Чечеткин? Ну, хорошо, допустим. Но даже если стоял, ни за какие деньги нельзя заставить публику ходить на такие шоу, а потом заказывать все эти наряды.
— Ну почему же нельзя? Можно, — пожала плечами Нина. — Я же тебе говорила про лохотрон. Публику невозможно подкупить, но ее запросто можно обмануть. Надо только убедить ее, что это модно, клево, круто, прикольно. Надо организовать кампанию в прессе, показ по телевидению… Почему публика смотрит «Аншлаги» и «Кривые зеркала»? Потому что ее убедили, что все эти шутки ниже плинтуса, все эти мужики, переряженные в женское платье, — это и есть юмор и веселье. И ничего другого публике в ощущениях не дано.
— Значит, тебе не пробиться?
Нина грустно покачала головой.
— Однажды Юля… О боже, я ей даже не позвонила!
— Ну так позвони, в чем проблема? Только потом, хорошо? Вот, возьми еще салата. Так что там «однажды Юля»?
— Как-то раз она протащила на показ мое платье. Я специально для нее сшила. Настоящее вечернее платье, скроенное по косой, но не такое навороченное, как у Щеголькова. Ладно, ты все равно не поймешь, я тебе потом фотографию покажу. А можно мне ее сюда пригласить?
— Господи, о чем ты спрашиваешь? Приглашай кого хочешь, ты тут полная хозяйка. Ну, и что же она сделала?
— Ей это платье очень понравилось. И Юлька… такая оторва! — с любовью воскликнула Нина. — Она протащила его на показ и напялила перед самым выходом на подиум. Никто не успел ее остановить. Понимаешь, манекенщицы должны выходить на подиум через равные промежутки, без задержек, чтобы это была непрерывная процессия.
— Мне уже нравится твоя Юля. И что было дальше?
Опять ироническая усмешка тронула ее губы.
— Ничего не было. Нет, конечно, Щегольков пришел в ярость, устроил страшный скандал, пригрозил, что никогда ее больше не позовет, но она плевать на него хотела. Юля — высококлассная модель, она и без него работу найдет.
— А что же все-таки было с платьем? — спросил Никита.
— Платье публике очень понравилось, можно сказать, имело успех. Ему аплодировали, его фотографировали… Но оно прошло как часть коллекции Щеголькова. На нем же не написано, что его сшила я.
— А потом? Нет, дай я угадаю. Ты подарила его Юле.
— Да, — подтвердила Нина. — А что мне еще оставалось делать? Все равно его в массовый пошив пустить нельзя. А Юля просто добрая девочка, она хотела показать мою работу, но… просчиталась.
— Интересно, она есть на сайте?
— Конечно, есть. Она мулатка. Точнее даже, квартеронка. Она очень красива. Ты не мог ее не заметить.
— Там была одна мулатка. И в самом деле красавица. Но она совсем еще девочка. Это она?
— Она, она, — кивнула Нина. — Ей девятнадцать, но она уже хлебнула горя на десять тысяч лет вперед.
— А в чем дело? Не расскажешь?
— Не могу, это не мой секрет. И мне бы очень не хотелось, чтобы твой Рымарев копался в ее прошлом. — По выражению его лица Нина поняла, что тут Никита бессилен. — Пожалуй, не стоит приглашать ее сюда.
— Приглашай обязательно. Учти, ты здесь всерьез и надолго. А Рымарев… Я же говорил, считай его мухой на стене. Она-то в любом случае не узнает.
— Я буду знать, — жестко отрезала Нина. — Юля не заслужила такого отношения. И я, между прочим, тоже. Неужели ты ему приказать не можешь? Он же твой подчиненный!
Никиту такая постановка вопроса позабавила.
— Это проблема всех спецслужб мира. И нашего КГБ — ФСБ, и ФБР — ЦРУ, и всех остальных. Да, эти люди склонны выходить из-под контроля. Они рассуждают так: «Хотите, чтобы мы вас охраняли? Мы будем это делать так, как нам удобно. Не хотите — не надо». Я могу уволить Рымарева, но проблемы это не решит. Мне придется нанять другого, а он может оказаться еще хуже. Рымарев хоть честен. Дальше его эти сведения не пойдут. Я ему доверяю. Без охраны, — добавил Никита, предвосхищая ее возражение, — я остаться не могу: меня съедят. Это я пытаюсь конкурировать честно, а мои конкуренты знаешь что вытворяют? И вышки друг у друга взрывают, и партии телефонов воруют, и, главное, доносят почем зря в правительство, в Думу… Я должен быть готов ко всему. И для этого мне нужен Рымарев.