Ключ - Наталья Болдырева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты собираешься драться? — Юродивый не шелохнулся, хотя кое-кто уже смотрел на него косо.
— Господь с тобой. — Сет выщелкнул лезвие посоха, превратив его в копьё. — Я слишком голоден и устал для этого.
Юродивый окинул его взглядом, будто увидел впервые. С заострившегося лица, из-под грязных, слипшихся волос сверкали серо-стальные глаза с неизвестно откуда взявшейся синей искоркой. Ноздри крючковатого носа раздувались хищно. Пальцы, сжимавшие посох, казались невероятно длинными и мосластыми.
— Да, ты определённо похудел, — протянул юродивый и вдруг распахнул глаза удивлённо.
Птица, взмахнув крыльями, одним прыжком переместилась со спинки кресла на плечо Сета.
— Ка-а-арр-р-р! — заорала она на толпу, пригнув шею и распустив перья.
— Лучший друг висельника, — прошептал юродивый, протягивая руку навстречу.
— Прекрати, — раздражённо одёрнул Сет. Он не вздрогнул на этот раз, но стоял напряжённо, явно опасаясь ворона на своём плече. — Ты такой же блаженный, как и я. И если ты не перестанешь юродствовать, мне придётся убить тебя. В назидание.
— Смерть на твоей стороне, — ответил тот, всё ещё глядя на птицу и не обращая внимания на остриё посоха, способное достать его в любой момент. — Очень жаль. — Он перевёл взгляд и встретил внимательный прищур Сета. — Признаться, я надеялся увидеть, как тебя убьют здесь нынче. Тебя и ту тварь, что ты носишь в себе, атаман Октранского леса.
— Не повезло тебе, приятель. — Сделав шаг к началу ступеней, Сет оказался по правую руку юродивого. — Я поклялся себе жить вечно.
— Ты, что ли, Мастер? — крикнул дородный бородач в крепкой, но не очень чистой одежде из той чёртовой дюжины, что Сет насчитал при входе.
— А ты хочешь видеть Мастера? — ответил Сет, не повышая голоса.
Звук сам отразился от стен, достигнув ушей каждого. Поднялся и стих говор. Опасливо покосившись на посох, бородач не решился продолжить, обернулся в поисках поддержки. Никто не подал голоса — серо-стальной взгляд пронизывал не хуже копья.
— Псы! — рявкнул Сет, и слово ударило, как плеть.
Толпа дёрнулась. Худой, грязный человек, очевидно недавно искупавшийся в сточных водах, а значит вошедший в Урчащие кишки через чёрный ход, походил на безумца больше, чем юродивый. Сет подумал вдруг, что даже если кто-то из этих людей и присутствовал на публичной казни, они ни за что не узнают его.
— Псы, — повторил он тихо. — Вам не надоело жрать дерьмо лишь потому, что хозяева забывают кидать вам объедки?
Толпа настороженно молчала, не спеша приветствовать речь. Топь подавила нарастающие раздражение и голод. Она почувствовала вдруг, что лучше бы ей сесть, и опустилась на ступеньку рядом с юродивым. Птица сорвалась с её плеча и, едва не задевая головы крылом, пересекла залу, опустилась на балку над выходом.
По толпе пробежал шепоток. Люди заволновались, спинами чувствуя немигающий взгляд ворона.
— Чего ты хочешь? — повторил бородач уже более дружелюбно, глазом кося на распластанного у подножия ступеней карлика.
Топь окинула толпу мысленным взором. Сеть, сплетённая за день, звенела от всё возрастающего напряжения. Ещё пара петель, и она, возможно, не сможет её удерживать. Страшно хотелось есть, голод дрожью передавался на руки и бесценные силы уходили на то, чтобы гасить эту дрожь. Слабость и страх рвотным позывом стали в горле. «Что мне делать?» — спросила Топь, беспомощно скользя взглядом по лицам. «Они слабы. Слабы, как никто в городе, — ответил Сет, так же внимательно изучавший толпу, — а слабость может стать силой… если надавить хорошенько». Кивнув себе, они ответили:
— Вопрос в том, чего хочешь ты, Ветошник…
Ворон на балке внимательно слушал всё то долгое время, что Сет держал свою речь. Горбун, далеко в башенке своего дома, потирал руки, глядя в чёрный, как камень душ некроманта, кристалл хрусталя. Он, наконец, знал, что ему делать и как откупиться от Мастера.
Я всё-таки опоздал на построение.
Эта мысль пришла мне в голову, когда, выйдя во двор, я услышал призывные звуки горна. Пришлось припустить со всех ног — тяжёлый меч в ножнах больно бил по бедру, а я ещё не научился правильно его придерживать.
Опасения мои, однако, развеялись, когда я выбежал на плац и увидел нестройные шеренги и так же, как я, бегущих гвардейцев. «Что-то случилось», — пришла новая мысль, и я ещё прибавил шагу. Но пришлось пометаться в толпе, прежде чем я увидел Алана. Тяжело дыша, я стал в строй. Алан покосился неодобрительно.
— Что стряслось? — спросил я, пока не улеглась ещё царившая на плацу суета.
— Приказ по казармам, — пожал плечом Алан, — двойной караул, осадные посты в крепостных башнях. Белгрское посольство пересекло границу. Эта сучка Бронислава непременно захочет влезть во дворец.
— Брониславы нет с ними, — ляпнул я прежде, чем сообразил, что делаю.
— Ты-то почём знаешь? — повернулся он удивлённо, но шедший вдоль рядов капрал ткнул его в плечо, разворачивая прямо, хлопнул меня по животу, заставляя выпрямиться, и тем прервал разговор.
«Сучка?» — я мог ещё понять, за что армия ненавидит Ллерия, но чем провинилась перед ними его старшая сестра? Я едва дождался конца построения.
Какой-то капитан долго вышагивал перед строем, читая новый распорядок дежурств, где были отменены занятия на плацу и в казармах, зато часы на карауле были увеличены вдвое. Появились новые маршруты патрулирования, в основном — у входов во дворец, в его старой части и в осадных башнях, глядевших в гавань и оставшихся от древнего замка, ставшего когда-то основой для постройки дворца.
Когда были, наконец, зачитаны все приказы, капралы сгрудились у столов с бумагами, а гвардейцы на время были предоставлены сами себе.
— Сучка? — спросил я, наконец, шёпотом. — Уж не потому ли, что она пыталась убить свою мать?
Догадка оказалась верной, армия любила покойную королеву.
— И поэтому тоже, — Алан нахмурился в мою сторону, — хотя, да будет тебе известно, об этом не принято говорить вслух.
Я ждал, но Алан, очевидно, не собирался продолжать.
— Ладно, Алан, не томи. Что ещё вам сделала Бронислава?
— Не задавай таких вопросов, Никита. Мне и так стоит труда без конца убеждать всех и каждого, что ты — вовсе не тупая деревенщина, как это кажется на первый взгляд. В казармах о тебе не слишком высокого мнения, разбойник. — Я проглотил это. На что ещё мог я рассчитывать после схватки на плацу? — Я вообще диву даюсь, зачем капитан Вадимир так с тобой носится?
Мне в голову пришла вдруг шальная мысль.
— Я — младший брат короля, — сказал я так просто, будто дело это было само собой разумеющимся.
Это был удачный момент для признания. Не стой мы сейчас на плацу, в виду всё ещё о чём-то совещавшихся офицеров, думаю, Алан убил бы меня. Нож с его пояса оказался вдруг у меня за спиной. Остриё прокололо и доспех, и кожу, я едва не вскрикнул от неожиданности и боли. Цепочка вокруг заволновалась, чуя неладное. Это придало мне уверенности. По крайней мере в том, что меня не убьют немедленно.