Ветлужская Правда - Андрей Архипов

Вот только обливаться и кричать «пошли нам ребенка» вместе с молоденькими девчушками ей почему-то не захотелось, поэтому хохочущая компания осталась развлекаться, а Важена отошла на опушку леса и присела на поваленное дерево. Единственное, что она помнила дальше, так это то, что ей зажали рот, а потом спасительное беспамятство избавило ее от первых ужасов похищения.

В сознание она пришла не скоро. А когда очнулась, то сразу же увидела перед собой ветлужского мастерового, с которым постоянно общался ее брат. Звали его Емельян, и он был вторым похищенным среди суматохи празднества, вот только лицо его было разукрашено багровыми подтеками, а чуть позже выяснилось, что и ходит парень еле-еле, сильно подволакивая правую ногу. Из разговоров похитителей выяснилось, что свою хромоту он получил, когда те накинулись на его охранника, а сам Емеля выхватил топор и попытался отбиться от нападавших. Однако разве один или даже двое могут справиться с пятью вооруженными до зубов воинами?

Тем не менее эта его неудачная попытка отбиться привела к тому, что первые дни ветлужца тащили на закорках, что существенно снизило скорость передвижения отряда, и так с трудом пробирающегося звериными тропами через густые заросли таежного леса. В итоге они пару раз чуть не столкнулись с погоней, рыскавшей по всей округе, и почти на пять дней залегли в каком-то болоте, не высовывая оттуда носа.

Все это время Важена не могла определиться, радоваться ей своему похищению или нет. С одной стороны, это удар по ее роду, по ее семье, а с другой… С другой стороны, похитители были ей гораздо ближе, чем те же ветлужцы. По крайней мере, они разговаривали на том же языке и проявляли завидное уважение к ее статусу, хотя и принадлежали к чужому роду.

Чуть позже, когда отряд вышел, судя по облегчению на лицах воинов, на безопасную территорию, и появилась утоптанная тропинка в две пяди шириной, ей даже выделили лошадку, изъятую в каком-то глухом лесном селении, и с этого момента она могла не утруждать свои ноги хождением по еловым шишкам. Ратники уже не понижали голос при разговоре, а ей разрешили мурлыкать что-то себе под нос, не заботясь о том, что мотив нехитрой песенки может достичь чужих ушей.

Отдала за нелюбимого, ой…

Совсем старого да нелюбимого…

Негромкое покашливание заставило Важену обернуться и встретиться взглядом с ветлужцем, которого обычно держали поодаль от нее. Лицо мастерового, помеченное не только пожелтевшими пятнами синяков, но и свежими фиолетовыми украшениями, выражало какое-то напряжение. Девушке на миг показалось, что он сейчас бросится на охранника, который шел за ним следом и постоянно подталкивал в спину.

«Неужели сломался и решил разом покончить со своей несчастливой долей? А что? Это меня вернут брату за какие-нибудь уступки с его стороны или просто выдадут насильно замуж и поселят где-нибудь в окрестностях Эрзямаса[51], подальше от рода. Что так за нелюбимого, что этак… А вот ветлужца вряд ли ждет долгая и счастливая жизнь. Выпытают все секреты да и прирежут под каким-нибудь кустом. Из-за него эрзяне ополчаться друг на друга не будут…»

Чужеземцу доставалось сильно. Как поняла девушка, мастерового похитителям необходимо было привести к цели их путешествия живым, но никто не просил доставить его невредимым, поэтому любое неповиновение с его стороны каралось довольно жестоко. Так, чтобы болью он насладился в полной мере, но при этом мог ковылять на своих двоих. Важена, конечно, его жалела, но как-то вскользь, поверхностно, не произнося ни слова утешения и не пытаясь ничем помочь, словно заранее смирившись с тем, что этого человека ничего путного впереди не ждет.

Вот и теперь она сразу же отвернулась от него, не смея подавать ветлужцу надежду. Однако тот, судя по всему, в этом и не нуждался.

– Важена! – Шелестящий шепот сбоку от ее лошади резко прервал все мысли девушки. Чужеземец что-то сунул ей в руку и продолжил, выбирая самые простые слова: – Передай. Это. Мужу. Я нашел этот камень утром в распадке[52]. На стоянке. Помнишь где?

Что-что, а такие простые слова на чужом языке девушка способна была понять, ее неприятно поразило другое: этот мастеровой считал, что у нее есть муж! Взрыв возмущения обрушился бы на зарвавшегося наглеца, но идущий сзади воин уже съездил ветлужцу кулаком в ухо, возвращая его на место, и подошел к ней.

– Что тебе сказал этот смерд? – Эрзянин немного помедлил и процедил, не дождавшись от нее ответа: – Я с тобой разговариваю, женщина из рода Медведя, или нет?

– Это не твое дело! – вырвалось у Важены яростное восклицание. – И я не отвечаю татям и разбойникам!

Она почувствовала, что еще мгновение – и сорвется, но вместо того, чтобы затоптать в себе это гибельное желание, дала волю эмоциям. Дернув повод, Важена стала разворачивать Стрекозу поперек тропинки и одновременно излагать все, что она думает по поводу своего подневольного положения:

– Была бы моя воля, я тебе и этих слов не сказала бы, хотя уже две седмицы рта не раскрываю…

Она не успела договорить, как что-то мелькнуло у нее за спиной, и вместо эрзянского воина перед ней оказался клубок переплетенных тел, ощетинившийся громким ревом и скрежетом железа. Растерянно глянув вдоль тропинки, Важена заметила, что ее похитителей как единого целого больше не существует. Вместо неторопливо идущих ратников на узкой лесной прогалине перед ней предстали многочисленные очаги яростной свалки, наполненные криками ожесточенно сопротивляющихся людей.

На каждого из эрзян напало несколько человек, но еще до этого с высоты трех-четырех метров на некоторых из них обрушились сети, не позволив воинам достать оружие. На глазах у Важены один из надзирающих над ней ратников чудом вырвался из такой западни, но с одной стороны на него сразу упала веревочная петля, туго притянувшая руки к телу, а со второй мелькнула дубина, обрушившаяся на шишак его шлема, после чего он упал под ноги напавших.

Очнувшись от изумления, Важена дернула повод и, повернув лошадь в прежнем направлении, неловко поддала ее каблуками. Коротко всхрапнув, Стрекоза оттолкнула всей массой своего тела ветлужского мастерового, попытавшегося схватить ее за поводья, и ринулась вперед, подгоняемая ударами по крупу. Перед завалом из человеческих тел, копошившихся на ее пути, Важена в последний раз ударила ее ладонью и нагнулась, тщетно пытаясь схватиться за гриву своей спасительницы.

Не дотянулась она совсем немного, однако даже крепкая хватка в этот момент ей не помогла бы. Вместо того чтобы перепрыгнуть препятствие, кобыла встала как вкопанная, седло под Важеной скользнуло вперед и вбок, а она сама полетела по инерции, вытянув руки перед собой.

Последнее, что она запомнила перед очередным спасительным беспамятством, был треск веревки, стягивающей ей ноги, светлое пятно тропинки, усыпанной серой прошлогодней хвоей, и жесткий куст бузины, невесть как выросший посреди лесной чащи.