Октавиан Август. Революционер, ставший императором - Адриан Голдсуорси

XIII Смирять войною надменных

Римлянин! Ты научись народами править державно — В этом искусство твое! – налагать условия мира, Милость покорным являть и смирять войною надменных!

Вергилий. Энеида. VI. 851–854. Пер. С. А. Ошерова

Прежде чем Цезарь Август покинул Рим, ворота Януса вновь распахнулись, что означало конец официально объявленного мира. Человек, который принял в качестве своих провинций Испанию, Галлию, Сирию и Египет, собирался воевать, поставив своей задачей восстановить (римский) порядок и стабильность в этих краях. Нужно было воевать в дальних землях против чужеземных врагов, чтобы исчезла угроза возвращения к потрясениям и хаосу последних лет. Это являло собой один из способов вернуть былую мощь государству, и общее настроение было приподнятым, поговаривали даже о завоевании Британии.

Юлий Цезарь дважды высаживался на этом острове под предлогом того, что необходимо обеспечить безопасность Галлии, поскольку британцы иногда направляли воинов, чтобы помочь вождям на континенте. В 54 г. до н. э. крупнейшие племена юго-востока Британии капитулировали и согласились платить дань Риму, однако мы не знаем, насколько часто она поступала в годы крупнейших волнений в Галлии,[401] а затем и долгой смуты в Риме. Рынки, прежде находившиеся под контролем посредников из Галлии, теперь оказались открыты для римских купцов в результате успехов Юлия Цезаря, а к концу столетия эти коммерсанты создали постоянные поселения в Лондинии на Темзе. Многие римляне, однако, ожидали куда большего, желая превращения экзотического острова в обычную римскую провинцию. Поэты ставили британцев в один ряд с парфянами, видя в них несомненных врагов, которых ждет неминуемое поражение, ими, бесспорно, заслуженное. Несколько лет спустя Гораций возглашал:

Здесь на земле к богам Причтется Август, покорившийРиму британцев и персов грозных.

Иногда индийцев тоже включали в число других народов, признавших верховенство Рима и его великого владыку, как они уже покорялись Александру Великому. Победы над грозными и необычными иноземными народами, несомненно, были похвальным делом, поистине достойным величайшего слуги отечества.[402]

Начавшаяся примерно в это время борьба за первенство среди племен Юго-Восточной Британии давала удобную возможность для вторжения. Со временем эта борьба могла привести к установлению господства над обширной территорией двух племен – катувеллаунов и триновантов, которое позволило бы их царям монополизировать доступ к предметам роскоши, ввозившимся римскими торговцами. В правление Августа было по крайней мере два случая, когда побежденные британские правители бежали в пределы Римской империи и просили и обращались к принцепсу с просьбой использовать свое влияние и армию, чтобы восстановить их на троне. Такие ходатайства к сенату или императорам были обычным делом в римской истории, и они удовлетворялись только в тех случаях, когда это было удобно римским верхам.

Возможно, Цезарь Август обдумывал экспедицию в Британию. Транспортный флот сосредоточился у аквитанских берегов Галлии, что свидетельствует о приготовлениях к вторжению. Не исключено, впрочем, что это были просто меры предосторожности на случай непредвиденных ситуаций или имевшие целью подкрепить усилия дипломатии. В таком случае это помогло разрешить ситуацию так, как того хотелось Августу. Детали неясны, и мы ничего не знаем ни о самой проблеме, ни о средствах ее решения. В целом кажется маловероятным, что Август всерьез желал напасть на Британию. Пример Юлия Цезаря показывал, что это потребовало бы как минимум нескольких лет боевых действий, принесло бы весьма скромные выгоды и вообще такой поход представлял собой рискованное мероприятие. В 55 и 54 гг. до н. э. Юлий Цезарь потерял значительную часть своего флота из-за штормов и едва не оказался заперт на острове на зиму без снабжения и поддержки в окружении враждебных племен. Масштабы задачи также были неясны. Пройдет еще целое столетие, прежде чем римская эскадра обогнет берега Северной Британии, подтвердив, что это действительно остров, и уточнив его размеры. В отсутствие более серьезных причин Август решил не нападать на Британию. Принцепс проявил такую же осторожность, как и в случае с Парфией, когда он решил не воевать с нею без крайней необходимости. Поэты продолжали воспевать грядущие победы над обоими народами, однако на тот момент Цезарь Август думал о другом.[403]

Принцепс приехал из Рима в Галлию, где провел несколько месяцев, занимаясь разбором судебных дел, а также приступил к осуществлению ценза. Еще были живы те, на чьей памяти Юлий Цезарь завоевал всю территорию к западу от Рейна до самого Ла-Манша и атлантического побережья, и окончательные границы провинций еще не установились. Однако даже несмотря на это, Август ограничился лишь недолгим посещением Галлии и к концу года прибыл в Тарракон, главный город Ближней Испании, которая вскоре получила название Тарраконской. Именно здесь 21 января 26 г. до н. э. он вступил в должность консула в восьмой раз; его коллега Статилий Тавр находился в Риме. Недавние волнения в нескольких северо-западных общинах, еще сохранявших независимость, стали непосредственным поводом его приезда в Испанию, однако велика вероятность того, что он и ранее намеревался направиться сюда и именно отсюда собирался вести боевые действия.[404]

Впервые римские легионы вступили на землю Пиренейского полуострова во время долгой борьбы с Ганнибалом и Карфагеном в конце III в. до н. э. Именно в Испании Рим впервые разместил постоянные силы за пределами Италии (заметим, что этот «фронтир» просуществовал дольше других, если говорить об истории республики). Здесь было неспокойно, и если одни наместники отпраздновали триумфы за победы в тех краях, то на долю других достался лишь позор поражений. И в тех, и в других случаях ни о какой щепетильности в отношении выбора методов обращения с местным населениям говорить не приходилось: неспровоцированная агрессия, предательство и массовое истребление побежденных являлись повседневным явлением на приграничной территории. Среди обитателей полуострова было немало решительно настроенных опытных воинов. Римляне охотно принимали их на службу в качестве союзников и рано взяли на вооружение знаменитый испанский меч, носимый на поясном ремне – gladius hispaniensis.

Однако римляне были едины, тогда как туземцы оставались разобщены, и с течением времени римские провинции – Ближняя и Дальняя Испании – расширялись все более и более, пока не распространились на весь Пиренейский полуостров, свободной осталась лишь его северо-западная часть, защиту которой обеспечивал Кантабрийский хребет. I в. до н. э. был неспокойным временем. Военными действиями между римлянами и местными общинами дело не ограничивалось: в 70-е и 80-е годы до н. э. – период куда более разрушительных гражданских войн – население оказалось втянуто в противоборство между римлянами, подчас не уступавшими ему в ожесточенности. В ходе раскопок в Валенсии обнаружились скелеты, обладатели которых подверглись пыткам и казни во времена войн между Помпеем и Серторием,[405] тогда как один из офицеров Юлия Цезаря писал, что его люди украсили парапет отрубленными головами врагов.[406]