Осколки ледяной души - Галина Владимировна Романова

Это и в самом деле ОН! Незнакомый ей Гена Гитин был прав. Это человек пришел за ней. Сейчас он откроет дверь и…

Она зажмурила и распахнула глаза, пытаясь хоть что-то увидеть в темноте. Подняла свои руки и чуть потерла ладонями ледяные щеки.

Очнись, ну! Очнись! Не дай ему сделать то, зачем он пришел! Он труслив, потому и свет погасил. И душа у него небось так же замирает сейчас, как и у нее. Он тоже боится. И она.., не позволит ему сделать это с собой! Со всеми ними…

Решение пришло неожиданное и немного рассмешило ее. Пришлось даже зажимать рот рукой, чтобы нервно не хихикнуть и не обнаружить того, что она стоит и все слышит. Медленно, не забывая прислушиваться, Татьяна двинулась вдоль стены в сторону кухни. Пробыла там недолго, быстро отыскав то, что ей нужно. Она здесь уже почти все знала. И ориентировалась в содержимом полок шкафов ничуть не хуже, чем в своей квартире.

Быстро проделав то, что задумала, она спряталась в гостиной за приоткрытой дверью и стала ждать конца. Конца этой жуткой чудовищной истории, который должен был положить начало тому, о чем она только что втайне мечтала.

— Света в окнах нет, Игорь! Света нет! — заорал Степан и еле удержался от того, чтобы на ходу не выпрыгнуть из машины и не побежать наперерез потоку машин к своему дому. — Она же должна быть дома!

Воротников молчал, давя на педаль газа и безбожно подрезая идущие с ним в ряд машины.

Плевать! Нужно было скорее. Опаздывать нельзя.

Они все же опоздали.

Ворвались в подъезд и попытались вызвать лифт. Но тот, как приклеенный, застрял где-то наверху и не думал спускаться. Тогда, опережая друг друга, они побежали вверх по лестнице.

Площадка перед дверью тонула в темноте. Степан по памяти пошарил рукой по стене, наглел выключатель и дважды щелкнул. Ничего.

— Попробуй лампочку. Только тихо, — прошептал ему в самое ухо Воротников и полез за кобурой. — Ублюдок, раздавлю гада…

Степан принялся шарить по стене. Нашел лампочку и вкрутил ее. Свет тут же зажегся, заставив их зажмуриться и замереть на какое-то мгновение.

— Смотри, — прошипел Игорь, кивая на дверь. — Он там, Степа. Мы не могли опоздать. Не могли же, так?! Дверь была приоткрыта. Чуть-чуть приоткрыта. Ровно настолько, чтобы понять, что там, за этой дверью, сейчас происходит что-то неладное. Или собирается произойти. Или.., или уже произошло.

— Я первый, — скомандовал Игорь и толкнул дверь плечом, вваливаясь в квартиру.

В квартире было так же темно, как только что на площадке.

— Не включай света! — шепотом приказал ему Воротников, поднимая пистолет на уровень глаз. — Идем, только тихо!

Тихо не получилось. Стоило им сделать по паре шагов, как под ногами что-то отвратительно заскрипело.

— Что это?! — прошипел Игорь, резко тормозя. — Что под ногами?!

Степан зажмурился и замотал головой, пытаясь сосредоточиться, понять и поверить в то, о чем вдруг догадался.

— Что это, Степа?! — шипение Воротникова прозвучало чуть громче и не в меру обиженнее.

— Думаю, — начал он тихо, но тут же прокашлялся и уже в полный голос заявил:

— Думаю, это сахар.

— Сахар?! Зачем?!

Он ему не ответил, а громко позвал:

— Таня! Танюша, ты где?!

— Степа, я здесь, — тут же отозвалась она слабым, вибрирующим голоском. — Здесь, в гостиной. Кажется… Кажется, я испортила тебе ковер.

Не обращая внимания на мерзкий скрип под ногами, Воротников со Степаном ворвались в гостиную. По привычке шлепнув по выключателю, Степан включил свет и тут же замер у входа с открытым ртом.

Воротникова изумление тоже не обошло стороной. Татьяна стояла у окна, обессиленно опершись о подоконник. Голова низко опущена. Плечи вздрагивают. Ноги в коленях полусогнуты. А в руках деревянная скалка для раскатывания теста. Тот, к кому эта самая скалка приложилась, лежал у ее ног, уткнувшись носом в ковер. И из-под левой щеки медленно выплывало густое кровяное пятно. Выплывало и тут же тонуло в густом ворсе ковра.

— Танюша, эй, — позвал ее осторожно Степан и сделал шаг ей навстречу. — Все хорошо, девочка моя! Иди ко мне, скорее. Все хорошо…

Она вздрогнула и подняла на него совершенно несчастные глаза.

— Я насыпала на пол сахара, чтобы слышать, куда он пойдет… Я слышала, как он шел, Степа! Слышала и ждала… А потом ударила его. Он меня не видел, а я его слышала… Я испортила тебе ковер, Степа.

— Не беда, Танюш, не беда. Иди ко мне. — И он снова шагнул вперед.

На парня он старался не смотреть. Он и не соображал сейчас почти ничего, если честно. Главное — Танька, вот она — живая и невредимая стоит перед ним и разговаривает. Он-то думал… Он-то даже боялся думать, что не застанет ее живой… Как увидел, что света в окнах нет, а потом еще эта приоткрытая дверь… Чуть не сдох прямо там, на пороге квартиры. Если бы не Игорь, то точно рухнул бы замертво…

— Тань, ну иди ко мне, чего ты, а! — Степан нервно оглянулся на Воротникова.

Тот уже успел убрать пистолет обратно в кобуру и склонился теперь над поверженным врагом. Просунул два пальца под воротник его куртки и начал искать пульс.

— Кажется… Кажется, несчастного случая не получилось, — с удовлетворением констатировал Игорь и принялся искать взглядом телефон, хотя мобильный переложил в карман из бардачка. — Он жив. Я вызываю милицию, Степа. Уж извини, такой порядок.

Степан слушал и не слушал его. Он во все глаза смотрел на побледневшую Татьяну и шаг за шагом к ней приближался. Просто подойти и схватить ее, и прижать к себе почему-то никак не мог решиться. Какая-то странная оторопь вдруг навалилась на плечи и лишила его всех сил сразу. Все, на что их осталось, это повторять без конца:

— Танюш, ну чего ты, а? Все же хорошо… Чего ты, в самом деле? Иди ко мне… Теперь все позади. Все будет хорошо теперь, Тань. Ну, чего ты, а?!

— Степа! — Ее подбородок задрожал, а в глазах заплескались слезы. — Степа же!!! Разве ты не видишь это?! Я!.. Я, кажется, испортила тебе ковер!!!

Он еле успел подхватить ее. Еле успел! Подхватил, прижал к себе и зажмурился.

Все! Вот теперь, кажется, все…

Канун ноябрьских праздников выпал на жуткую непогоду. По небу носились рваные клочья облаков, а сквозь их прорехи выглядывало неприглядное сизое небо. То и дело принимался сыпать снег, тут же размазывался в огромные дождевые капли, и полз по стеклу, и стучал по подоконнику. Ветки деревьев метались за окном, взбивали мокрый снег в омерзительное ледяное крошево, засыпая им лужи. Под ногами чавкало и хлюпало, и ни одна обувь не могла спасти, ноги промокали тут же.