Шепчущие - Джон Коннолли

Он так и не узнал, на чем сошлись Тобиас и Роддам. Наверное, такие просто притягивают друг друга. В общем, когда Тобиас принес пиво, Роддам пришел с ним. Скорее всего, и пиво доставал он.

К тому времени они уже понесли потери: погибли Латнер и Коул, раненых Эдвардса и Мартинеса заменили Харлан и Крамер, а подстреленный снайпером Хейл лежал в госпитале в тяжелом состоянии. Ему попали в голову, и смерть стала бы для него лучшим выходом. До пополнения их назначили в боевое охранение – никаких патрулей, только сменный караул в башне, а значит, постоянный, час за часом, радиообмен: «вызывает передовая янки» – «это Лима Чарли – слышу хорошо[39]», да редкая тревога, когда кто-то в темноте пулял из миномета, гранатомета или просто давал автоматную очередь, чтоб не заскучали.

В тот вечер Тобиас – или Роддам – устроил так, что их освободили от дежурства, и вся команда, восемь человек, собралась в блоке-контейнере Тобиаса: он сам, Тобиас, Роддам, Крамер, Харлан, Марлак, Пэтчет и Баччи. Когда все расслабились пивом, Тобиас заговорил. Сообщил, что жизнь Хейла будет в лучшем случае выживанием. Вспомнил других ребят, оказавшихся в похожем положении. Рассказал, как парни добиваются выплат по разным статьям от отдела по делам ветеранов и как министерство отказало Кейсу, пулеметчику, которого сменил Пэтчет, на том основании, что по ранению в ногу он квалифицируется утратившим трудоспособность лишь на шестьдесят процентов. Кейс обратился в прессу, и проценты тут же подскочили, но только потому, что они хотели заткнуть ему рот. Парню повезло, но раненых было много, а удача улыбалась не всем, и не каждый находил газету, которая отнеслась бы к нему сочувственно и взялась за его дело. Тобиас сказал, что у Роддама есть предложение, и если они согласятся и сделают все как надо, то смогут помочь своим раненым братьям и сестрам и обеспечат комфортную жизнь себе после возвращения домой. Тобиас предложил им послушать, и они слушали.

Роддаму было около пятидесяти – лысоватый, с животиком. Всегда носил рубашки с коротким рукавом и галстуки. Очки в черной оправе. С виду школьный учитель математики или физики. Роддам сказал, что к нему попала кое-какая информация. Рассказал о разграблении Иракского музея в 2003 году. Тут вмешался Пэтчет и сказал, что был там вскоре после этого. Роддам вроде бы заинтересовался, а после даже отвел Пэтчета в сторонку и о чем-то его расспрашивал, но это после, а тогда просто принял к сведению и продолжил тему. Он говорил о золоте, статуях и древних печатях. Крамер стал смеяться. Слухи о саддамовских сокровищах появлялись нередко, как и рассказы о спрятанных в садах золотых слитках, и шли они главным образом от иракцев, которые, содрав деньги с готовых платить идиотов, исчезали в ночи и пропадали навсегда. Тобиас сказал Крамеру заткнуться и слушать, что Крамер и сделал.

Когда Роддам закончил, идеей прониклись все, даже Крамер, потому что Роддам умел убеждать тихо, спокойно и деловито. Они сказали, что да, готовы, и Роддам отправился согласовывать детали. Теперь все они были его подручными.

Он уже забыл, каково оно – напиваться. Дома едва хмелел от шести банок, но здесь, после нескольких месяцев без алкоголя, с постоянно пересохшим горлом, распаренный, он словно заправился целой бочкой. На следующий день голова раскалывалась, но данное обещание из памяти не выветрилось. Радовало, что на дело отправляются в «Страйкере», а не в какой-нибудь жестянке. Сомнения, однако, уже появились. Накануне, залив пару пива и толком не закусив, он, как и остальные, рвался в бой, но теперь ситуация предстала в реальном свете. При обычном сближении с противником на экранчике автоматизированной системы управления появлялись красные треугольники, сообщавшие о наличии неприятеля, но в этой операции им предстояло действовать вслепую и без поддержки.

Тобиас подошел к делу как к обычному патрулированию: проверил наличие у каждого запаса воды, перчаток, бронежилета, очков ночного видения. Осмотрел оружие – чтобы чистое и смазанное. Убедился в наличии свежих батареек. Как всегда, каждый проверил все у себя сам и запомнил оперативное задание. При всех своих недостатках Тобиас ничего не пускал на самотек, лично проверял знание боевой задачи и обеспечивал необходимое оснащение. Роддам, чувствовавший себя неуютно в кевларовом бронежилете, наблюдал и не вмешивался. Он нервничал и то и дело поглядывал на часы. Тобиас еще раз проверил наличие дополнительного боезапаса для подвешенного с правого борта пулемета 0,50-го калибра. Подобраться к нему в бою было нелегко, но и поставить больше некуда, и лучше пусть уж будет так, чем никак. После проверки каждый провел личный ритуал: потрогал медаль, фотографию родных или крестик. Если они считали, что какие-то обыденные мелочи сохранили им жизнь, все это тщательным образом повторялось. Солдаты суеверны. Обстановка способствует.

Был воскресный вечер, и солнце уже садилось. Выехали, хорошо подкрепившись, потому что лучше всего кормили по воскресеньям. Только кофе никто не пил – адреналина хватало и без него. Он помнил, как ступал по песку, чувствуя под ботинками земную твердь, ощущая силу в ногах. Помнил, как пол «Страйкера» отозвался глухим эхом, когда он шагнул к своему месту. Такое простое дело – переставить одну ногу, потом другую. Теперь это не для него. Теперь переставлять нечего.

Склад находился в Аль-Адамии, старом квартале Багдада, оплоте суннитов. Они ехали по узким улочкам, как будто специально созданным для засад. В окнах горели керосиновые лампы. На улицах – ни души. В двух кварталах от места назначения огни уже не попадались, остался только месяц в небе, поливавший здания серебром и отделявший их от тьмы.

Последнюю сотню футов прошли пешком. Здание склада выглядело более современно в сравнении с окружавшими строениями, внутри было совершенно темно. Здание имело два входа: южный, с тыльной стороны, и западный. На первом этаже было два зарешеченных окошка, покрытых таким толстым слоем пыли, что рассмотреть что-либо через стекло не представлялось возможным. Двери были стальные, и они выбили замки взрывчаткой С-4 и вошли быстро и решительно. Он видел движущиеся фигуры, видел поднятое оружие, но и стреляя, не мог отделаться от мысли, что здесь что-то не так. Как можно захватить кого-то врасплох? Если в Аль-Адамии сядет муха, кто-то обязательно донесет об этом пауку.

Упал один. Другой. Слева вскрик: «Есть!» Голос знакомый и одновременно незнакомый, искаженный яростью и смятением боя. Загремел телевизор – через очки ночного видения экран выглядел ослепительно ярким – и тут же взорвался и погас. «Прекратить огонь!» – крикнул сержант, и сразу стало тихо. Все кончилось, едва начавшись.

Склад обыскали, но других хаджи не нашли. Трое были убиты, один умирал. Тобиас выставил периметр и подошел к раненому. Они вроде бы обменялись какими-то словами.

Очки сдвинули на лоб, и лучи фонариков побежали по стенам, вырывая из темноты ящики, картонные коробки и какие-то странные, завернутые в холст фигуры. Зрачки у умирающего хаджи расширились; он улыбался и как будто что-то напевал себе под нос.