Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - Стефан Кларк

Вильгельм снова одержал победу, что, вероятно, объясняет, почему его государственный визит в Британию в 1899 году был отмечен еще одним шоу семейной дружбы. Он заявил о своем нейтралитете в делах Южной Африки, в то время как другие европейские страны сколачивали пробурскую коалицию, и купался в любви британцев, которые испытывали ее ко всем, кто не был французом. Англогерманскую гармонию нарушил разве что один эпизод, когда Берти пришлось одернуть Александру, которая высмеивала Вильгельма, притащившего с собой парикмахера для завивки императорских усов.

Хорошие отношения между ними сохранялись и в 1901 году, когда Вильгельм, несмотря на протесты своего правительства в Берлине, остался в Англии как частное лицо после кончины Виктории до самых похорон[308], состоявшихся десять дней спустя. Почетный гость на этой грандиозной церемонии, он наконец простил обиду за то, что его не пригласили на бриллиантовый юбилей королевы, и по возращении домой с упоением рассказывал об англо-германском альянсе (хотя и назвал его Deutsch-Englisch[309], расставив приоритеты в обратном порядке).

Как и следовало ожидать, с подписанием «Сердечного согласия» отношения в семье накалились до предела. Реакция Вильгельма, как обычно, была гремучей смесью политических угроз и мелочных обид. Находясь в круизе по Средиземноморью в марте 1905 года, он приказал командиру своего корабля встать на якорь у марокканского порта Танжер и, невзирая на опасную зыбь, на веслах отправился к берегу, когда лодку едва не накрыло волной, что, по-видимому, привело его в ужас. Он отправился во дворец к султану верхом на коне, который явно возражал против немецкого наездника и так брыкался, что кайзер чудом доехал целым и невредимым. В гостях у султана Вильгельм произнес речь, заявив, что пришел поддержать Марокко в борьбе за независимость от Франции. Должно быть, он немало смутил султана, который понимал, что этот сумасшедший на белом коне вряд ли привел с собой войска, чтобы противостоять вооруженным до зубов французам, твердо настроенным сказать свое слово в споре о будущем Марокко. Тем не менее Вильгельм был настолько рад своей скандальной выходке, что, вернувшись на свою яхту, отправил Берти послание, больше похожее на первоапрельский розыгрыш. В биографии Берти автор Джейн

Ридли приводит текст этой телеграммы: «Счастлив снова быть в Гибралтаре и послать Вам с британской земли выражение моей верной дружбы. Здесь все так добры ко мне. Восхитительный ужин и пикник с сэром Джорджем и леди Уайт, много красивых женщин». Звучит банально, но стоит вспомнить, что это было время, когда от незапланированной остановки в Гибралтаре – британской военно-морской жемчужине Средиземноморья – кайзера Вильгельма с эскортом немецких канонерок телеграфные провода в Лондоне могли раскалиться докрасна.

Почти невозможно поверить в то, что лидер такой мощной страны, как Германия, провоцирует небольшое колониальное вторжение, угрожающее европейскому миру, а потом беспечно шутит с одним из потенциальных противников в развязанной им же войне. Это как если бы Гитлер вторгся в Судеты, а потом прислал Черчиллю фотографию картофелины в форме головы Де Голля. Безумное поведение Вильгельма лишний раз показывает, насколько важно было для Берти сохранение мира. Хотя кайзер был главой государства, играющего одну из важнейших ролей на мировой сцене, все его провокации, как крупные, так и мелкие, целились в дядю Берти, и только реакция дяди имела для него значение. В начале XX века Берти действительно был гарантом мира на земле.

III

При сложившихся обстоятельствах Берти был вынужден отреагировать на высадку в Танжере и направить президенту Франции Лубе заверения в поддержке, что еще больше раззадорило Вильгельма, и он назвал дядю дьяволом, открыто обвинив его в безнравственности и не забыв упомянуть о его любовной связи с Алисой Кеппел. Берти пришел в ярость, но не стал выносить свои эмоции на публику – ограничился лишь экспромтом во время визита к президенту Лубе, опрометчиво заявив, что не прочь отправить 150-тысячное войско в Шлезвиг-Гольштейн. Пожалуй, впервые Берти был близок к тому, чтобы опуститься до уровня Вильгельма.

Международной конфронтации вокруг Марокко удалось избежать только благодаря спешно созванной конференции, на которой Британия подтвердила свою поддержку Франции, как это и было предусмотрено «Сердечным согласием». Перед лицом такой солидарности Германия могла лишь отступить, вновь оставляя Вильгельма с расквашенным носом и в еще более опасном настроении.

К счастью, Берти в очередной раз сумел разыграть семейную карту и сохранить мир. На день рождения Вильгельма в 1906 году Берти отправил ему поздравление, напоминая, что они «старые друзья и близкие родственники», и выражая надежду на то, что «нежные чувства, которые существовали всегда, непременно сохранятся». Вильгельм растаял от таких слов и в ответном письме к Берти вспоминал, как они вместе стояли у смертного одра Виктории, «этой великой женщины-суверена», и фантазировал, будто она испустила дух у него на руках. Вильгельм писал, что теперь она «смотрит на нас из своей обители Вечного Света и радуется, видя, как мы соединились в сердечной[310] и преданной дружбе». Он до того расчувствовался, что назвал письмо дяди «самым дорогим подарком» [на день рождения], хотя это, скорее всего, преувеличение – его окружение в Германии прекрасно понимало, что эгоманию Вильгельма могут удовлетворить разве что новая скаковая лошадь, меч длиннее, чем у Берти, или линкор последней модели.

Самую большую проблему в отношениях с кайзером Вильгельмом создавали его военные корабли. Несмотря на растущую обеспокоенность Британии усилением военно-морской мощи Германии и зашифрованные предупреждения о том, что англичане видят в этом провокацию, немецкие верфи продолжали спускать на воду новые канонерки. Наконец в августе 1908 года, когда стало очевидно, что политические дискуссии ведут в тупик, Берти был отправлен с визитом к Вильгельму для дружеской беседы – как моряк моряку, он должен был посоветовать ему умерить пыл в военном судостроении.

Двое мужчин заперлись в замке Фридрихсхофф, недалеко от Франкфурта, и беседовали более трех часов, не обнаружив никаких разногласий. Берти почувствовал, что бессмысленно затрагивать тему военно-морской политики, и не стал нагнетать обстановку. После этого умасленный кайзер продолжил обсуждение серьезных политических вопросов с Чарльзом Хардингом. Переговоры прошли гладко, и, когда Хардинг собрался уходить, Вильгельм заявил – «в очень экспрессивной манере», – что «будущее мира находится в руках англотевтонской расы» и что Британии необходимо «опираться на европейскую силу, и эта сила – Германия». Он говорил это как человек, вернувшийся в лоно семьи. Берти отлично справился со своей работой.

Личное вмешательство Берти срочно потребовалось 6 октября 1908 года, когда император Австро-Венгрии Франц-Иосиф, один из старейших европейских коллег Берти и прежде надежный друг, вдруг объявил о том, что он аннексирует Боснию и Герцеговину.