Стальные боги - Замиль Ахтар

– Именно для этого, Эдмар, и ни для чего иного. Я Зачинатель. Я распространю нашу веру до края земли, пусть даже мечом, выкованным из тьмы.

– Нет. Не могу я быть частью этого. Если нужно, убей меня, но я умру с верой в сердце.

Эдмар заковылял прочь.

Беррин подошел ближе и тихонько сказал:

– Великий магистр, нельзя позволить ему уйти.

– Что он может сделать в таком состоянии? Никто за ним не пойдет. Он чурается не меня, а тьмы. И я его не виню. – Я вздохнул. – Император прибудет через несколько часов. Убедись, что у нас достаточно пушек встретить его.

Беррин кивнул, полный решимости. Он, похоже, наслаждался тем, что остался последним из моей пятерки, хотя я уже какое-то время не видел Айкарда. Беррин вышел из тронного зала, чтобы передать мой приказ. Тем временем я спустился в подземелье навестить патриарха.

Старик забился в угол своей камеры и негромко пел гимны. А в другом углу сидела крыса и грызла сушеные фиги, которые мы дали патриарху на обед. Его одеяние было в грязи, а вокруг воняло мочой и червями.

– Здесь не место человеку вроде тебя, – сказал я. Патриарх не прервал пения.

– Скажи мне, где спрятал принцессу Селену, и ты свободен. Возвращайся к своему императору.

Остановившись на полуслове, он обернулся ко мне.

– Клянусь Двенадцатью. Клянусь Архангелом. Я никогда тебе этого не скажу.

– Это ведь был твой план. Грустно видеть, как ты гниешь здесь, пока он воплощается.

– А твой план никогда не сработает без нее. И я никогда не скажу тебе, где она.

– Мы обыскали каждый дом и лачугу, перерыли каждую часовню в городе, даже сточные канавы проверили. Не представляю, где ты мог ее спрятать.

– И неважно: она скоро окажется со своим отцом. – Патриарх с надеждой улыбнулся. – И тогда твой план станет пеплом в твоих руках. – Он воспел хвалу Архангелу, а потом спросил: – Ты собрался убить меня?

– Ты боишься встретиться с ангелами?

– Всем нам надлежит бояться. Ведь я тоже грешил.

– У тебя будет больше времени, чтобы покаяться. Я сокрушу императора, а потом буду медленно сдирать с тебя шкуру.

– Ты недооцениваешь Иосиаса. – Патриарх вызывающе вздернул подбородок. – Он сын Ираклиуса, человека упорного, как никто другой. Частично это передалось и сыну.

– Чтобы победить меня, ему потребуется нечто большее, чем упорство. Слышишь эти крики?

– Мой слух уже не тот, что раньше. Это милость – не слышать криков моей паствы.

– Точно, милость. Ты по-прежнему считаешь меня Зачинателем, патриарх?

Вопрос вызвал у него самодовольную ухмылку.

– Император Базиль Разрушитель называл себя Зачинателем, отправляясь на Восток семь лет назад. Его тоже, казалось, было не остановить, он брал город за городом. А потом, в одну ночь, он внезапно исчез вместе с многотысячным войском в пустыне Зелтурии. Ни следа, ни шепота о том, куда они все ушли. – Патриарх сдавленно усмехнулся. – Знаешь, на Востоке его называют Базилем Изгнанным. Падшие не позволили ему захватить святой город, и Архангел не благословил его, потому что он не был Зачинателем. – И старик указал на мою черную руку. – А скажи, Михей, это сам Архангел восстановил твою правую руку? Или Падшие?

– Кто бы это ни был, тебя он точно не пощадит.

Патриарх смиренно кивнул.

– А Селену? Как ты знаешь, она росла на моих глазах. Маленький бутон, за которым я ухаживал, пока он не расцвел в ангельский цветок, каким она стала сегодня.

До чего поэтично – я не смог удержаться и закатил глаза.

– А потом ты вырвал этот бутон из земли и швырнул мне под ноги, чтобы самому подняться повыше. Это многое говорит о тебе.

Крыса в уголке прикончила фигу, пискнула и перекатилась на бок, явно слишком довольная, чтобы делать хоть что-то еще.

– Мерзость этого мира я признаю и в себе, – сказал патриарх Лазарь. – Но Селена чиста и невинна. Знаешь, почему она дала обет?

Мириам, мать Элли, тоже давала обет безбрачия. Я никогда не спрашивал почему, но все закончилось катастрофически – благодаря моему обаянию.

– Ангельская песнь учит нас, что мир – наш сад и что мы должны наслаждаться всеми его плодами в рамках закона. Например, обещание никогда не есть яблоки – идиотизм. Еще одно извращение, которое вы, священники, навязали нашей вере.

– А, так ты реформатор? – Лазарь отмахнулся от меня, как от мухи. – Я не стану обсуждать с тобой теологию.

То же самое говорил мне Великий муфтий – незадолго до того, как я его заколол.

– Помнишь Пендурум? – спросил он.

– Я едва не погиб при его осаде. Его железные стены защищала толпа упертых наемников.

– Те наемники, которых ты разбил в Пендуруме, стали грабить монастыри, когда ты взял их свободный город. Я уверен, ты понимаешь, что это значило для женщин и мальчиков, которые стали их жертвами.

– Разве я отвечаю и за эти грехи?

– Ты – человек грешный, как и все мы, но я сказал об этом не для того, чтобы тебя обвинять. – Он смотрел на меня с мягкой, почти добродушной улыбкой. – Несколько лет назад на монастырь Селены напал отряд этих наемников. Они не посмели коснуться ее и никого из высокородных, но с простыми девушками и мальчиками совершали гнусные, подлинно извращенные действия, и Селену заставляли смотреть на это.

Какая мерзость. Мне не следовало отпускать тех наемников на свободу в день, когда пали стены. Милосердие не должно было одолеть мой гнев. Надо было разбросать их плоть и конечности по ледяным землям.

– В день, когда ее выкупили и она вернулась к отцу, – продолжал Лазарь, – войдя в императорский тронный зал, Селена смело, перед всеми экзархами и придворными и в присутствии отца и могущественного императора Ираклиуса, поклялась Архангелу, что не ляжет с мужчиной до тех пор, пока закон Двенадцати не воцарится по всей земле.

Закон Двенадцати – то, к чему мы стремимся, это чистая справедливость, при которой и мужчины, и женщины получают по заслугам лишь по делам и по вере. В этом мире он никогда не будет достигнут, хотя к этому все мы должны стремиться. А Селена, похоже, имела подлинное стремление. Может быть, если мне удастся ее вернуть, я сумею убедить ее в справедливости моего дела.

– Как раз для этого я здесь, патриарх, – чтобы установить порядок Двенадцати. Каждый человек должен получить то, что заслуживает. – Я указал на него открытой ладонью. – Мы начнем с тебя.

Я велел стражникам вырывать патриарху ногти, пока не признается,