Случайный хозяин для невольницы - Маргарита Дюжева

нее никакого, но зато помех выше крыши. Только магов загоню в угол, эта дрянь какую-нибудь идиотскую преграду на пути поставит. И все заново.

Еще больше отвлекала паутина, тянущаяся ко мне со всех сторон. Она мешала сосредоточиться, сбивала. Из-за нее шумело в голове и звенело в ушах.  Сколько не пытался оборвать тонкие нити — не выходило. Только оборвешь одну, а она снова как змея тянется, за руки хватает.

Я бился, попутно прощупывая купол, который накинули эти глупцы, надеясь меня удержать. Лед, пламя, что-то еще. Намешано так, что не разберешь. Да и на хрен разбирать, надо просто сломать. Заставить фею сожрать свою волшебную палку, оторвать руки ведунье, лекарку выпотрошить, а головы магов насадить на копье и отнести к лагерю, чтобы все полюбовались. От кровавой картины внутри стало приятно, всколыхнулся голод. Лютый, злой, неумолимый. Поймать. Убить. Причинить столько боли, чтобы смерть показалась им сказкой. Сломать.

Чернильные вихри срывались с рук, сталкивались с огнем, разлетаясь горьким пеплом, вгрызались в лед, рассыпаясь миллионами жгучих искр. Вокруг серая мгла, будто мы все утопали в грозовом облаке. Раскаты грома, всполохи. Гул урагана и рев землетрясения.

И вдруг поверх всего этого, вспарывая нервы на живую, раздался рев. Дикий, злой…полный боли и страха. И одновременно с этим у меня внутри что-то оборвалось, со звоном разлетелось вдребезги, выплеснулось наружу разнося в лохмотья этот несчастный защитный купол, расшвыривая всю компанию миротворцев, решивших меня перевоспитать.

Все они не важны. Имеет значение только тот, кто кричал.

…Когда пыль и мгла осели я увидел черную тварь. Такую, что даже в самом жутком кошмаре представить сложно. Исполинская туша, состоящая из нелепых отростков, лап, вылезающих и пропадающих в разных местах. Пузырящиеся наросты по спине, хвост длинный, толстый с присоской на конце. Кривая морда с воронкой пасти.

Она была отвратительна. Вокруг нее искрили и звенели перегруженные делары, бурлила, расплескиваясь во все стороны, черная жижа. А под ней, раскинув бронзовые крылья и отбиваясь из последних сил, лежал дракон. Хрупкий и изящный…

Я узнал ее сразу. Рыжую девчонку, являющуюся по ночам.

Значит, все-таки драконид…

Перед глазами поплыла кровавая пелена и бешенство взметнулось до самых небес.

Никто не смеет обижать ее! Моя! Я уничтожу любого, кто посмеет причинить ей боль.

Я прыгнул на спину твари, вонзаясь клинками в черную хлюпающую спину. Она взревела, отвлеклась от крылатой жертвы и попыталась меня сбросить. Но я полз наверх, перетыкая клинки, словно ледорубами цепляясь ими за гадкое тело, неумолимо приближаясь к разодранной шее, из которой лилась черная кровь. В голове пульсировала лишь одна яростная мысль: уничтожить, порвать, стереть в порошок.

Чем ближе я подбирался к голове, тем сильнее ярилась тварь. Она отпустила драконицу, и та, поматываясь, отползла в сторону.

Я вскарабкался на загривок, подкинул вверх оба клинка, налету сливая их в боевую косу с длинным сияющим лезвием. Поймал древко и широко замахнувшись рубанул изо всех сил, вливая в этот удар всю свою злость, свою мощь, ярость.

Голова с противным чавканьем отделилась от тела, и на землю сплошным потоком хлынула чернота. Лапы, щупальца беспорядочно заметались, а сама туша медленно завалилась на бок, и с глухим гулом упала на землю, растекаясь во все стороны черным желе.

Дракон хрипел, мотал головой, беспорядочно бил крыльями. Я шагнул к ней, но она тут же вскинулась, оскалила зубы, угрожающе подняла гребень на спине.

— Стоять, — приказал, когда она начала пятиться, — Киара!

Она зарычала и снова отступила.

— Я сказал, стой!

Бока дракона были исполосованы когтями, а на гибкой шее зияла глубокая рваная рана. Слишком много крови. Надо ее остановить…

— Иди сюда, — я откинул клинки в сторону, поднимая кверху пустые ладони, — я тебя не трону.

Но вместо того, чтобы успокоиться и подойти, она широко взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Развернулась и полетела в сторону западных гор.

— Киара! — я бросился следом, но ходу создавая аркан, но не успел.

По ногам что-то ударило, сбивая на землю. Не успел я подняться, как меня накрыло зеленым пламенем, а следом за ним хлынул лед, гася любое движение, затягивая меня в западню.

Я бился, не спуская взгляда с неровно летящего дракона, но эти оковы держали крепко. Сильнее простого льда, сильнее огненных силков. У меня не получалось их разбить, сколько не пытался.

Проклятые маги! Надо было спустить с них шкуру данным давно! Сжечь!

— Хельм! — ко мне подступила Ксана, — ты…

Осеклась, встретившись со мной взглядом. Я почувствовал, как в ней всколыхнулся страх, но проклятая ведунья не отступила. Наоборот, упрямо поджала губы и шагнула ко мне, намереваясь обнять.

Гадина! Уничтожу! Всех их! Сотру в порошок!

* * *

Энергия у ведуньи была горькая. Как и положено лекарству. Я чувствовал, как она прорывается внутрь, разъедая на пути черноту, как начинает пульсировать в венах, смешиваясь с моей собственной, вытаскивая на поверхность странные, давно позабытые чувства, заставляя дышать. Жадно, полной грудью.

Ее энергия была ядом для той части меня, что сдалась на милость безумия. Было больно, тело горело изнутри, но я не мог освободиться и оттолкнуть Ксанку. Зеленое пламя, застывшее во льду, держало намертво. Оставалось только рычать от бессилия и трясти головой в тщетных попытках вырваться, но и сама ведунья была далеко не слабой девочкой. Вцепилась в шею, не давая отвернуться, не позволяя разорвать зрительный контакт.

Я ненавидел ее. Я хотел убить ее. И всех остальных. Ледяного мага, блондина, целительницу, что накачивала их по полной делая неуязвимыми, фею, которая совместила несовместимое, и благодаря которой огонь и пламя свились воедино, превратившись в смертельную ловушку.

Всех разорвать. Насадить головы на кол и выставить в качестве трофея. Как смели они задерживать меня? Из-за них я упустил девочку-дракона. Перед глазами кровавое месиво на месте раны, и как на живую в ушах звучал рев полный боли.

Ей больно. Ее раны смертельны. Так какого черта меня держат в плену?

Снова рывок и снова бесполезно. Я будто замурован в каменную стену, а по венам несется раскаленная лава. Ксана продолжала поить меня своими силами, а вместе с ними в гудящую голову врывались сотни образов. Дружба, совместные приключения, маленькая Киара, отчаянно пытающаяся всех убедить, что меня еще можно спасти. Эти воспоминания жгли раскаленным металлом, причиняя боль, заставляя шипеть, метаться в тщетной попытке спасти свое безумие.

Я попытался призвать клинки, но мог пошевелить и пальцем. Ведунья прильнула еще ближе ко мне и обрушилась