Неизвестный Лангемак. Конструктор "катюш" - Александр Глушко

По существовавшему тогда правилу военнослужащий мог носить те или иные знаки различия только до тех пор, пока занимал данную должность. При переводе на иной уровень количество «шпал» или ромбов изменялось в зависимости от категории новой должности.

В сентябре 1933 г., после создания института, бывшая ГДЛ до января 1934 г. оставалась Ленинградским отделением РНИИ. Необходимо было завершение начатых ранее дел и подготовки оборудования и документации для переезда к месту новой дислокации. Его начальником был назначен Г.Э. Лангемак, получивший категорию «К-10» и ходивший, как и начальник ГДЛ И.Т. Клеймёнов, с одним ромбом в петлицах.

После переезда ленинградской группы в Москву главным инженером Института назначается Г.Э. Лангемак.

С.П. Королёв переводится на должность старшего инженера, снимает два своих ромба и в течение нескольких месяцев, пока его не уволили из армии, ходит в военной форме с петлицами без знаков различия. Г.Э. Лангемак надевает на свои артиллерийские петлицы (поскольку он был артиллеристом и имел инженерное образование) второй ромб заместителя начальника по научной части.

В сентябре 1935 г. вышло Постановление СНК СССР, согласно которому вводились персональные воинские звания для военнослужащих РККА и проводилась переаттестация всего личного состава. Приказом НКО СССР № 998 от 31 мая 1936 г. И.Т. Клеймёнову и Г.Э. Лангемаку присвоили персональное воинское звание «военинженер 1 ранга», и вместо двух своих ромбов они надели по три «шпалы». Теперь присвоенное звание не изменялось при перемещении с должности на должность. Повысить могли за выслугу лет или боевые отличия, а понизить – за проступки и нарушение уставов.

Приказом НКО СССР № 176 от 3 декабря 1935 г. введены новые обмундирование и знаки различия для военнослужащих РККА. На воротники и обшлага гимнастерок добавлялись канты цветом по роду войск (в авиации – голубой, в артиллерии – красный), цветные фуражки, канты на синие бриджи. Немаловажной деталью для определения даты является и введение нового повседневного снаряжения для командного и начальствующего состава РККА с латунной прямоугольной ажурной пряжкой, в центре которой находилась пятиконечная звезда. До этого приказом РВС СССР № 183 от 19 сентября 1932 г. разрешено к ношению повседневное и полевое снаряжение, имевшее двузубую рамочную пряжку из белого металла.

Цвет петлиц авиации и артиллерии остался прежним. Знаки различия, носившиеся на петлицах, изготовлялись теперь из листовой меди или латуни и также покрывались красной эмалью, только бортики уже не серебрились, а оставались цвета металла или золотились.

Приказом НКО СССР № 33 от 10 марта 1936 г. были введены новые эмблемы родов войск для ношения в верхних концах петлиц. Эмблемы, присвоенные инженерно-техническому составу, изготовлялись из латуни и представляли собой перекрещенные молоток и французский разводной ключ. С мая 1936 г. по момент ареста – 2 ноября 1937 г. – знаки различия Ивана Терентьевича и Георгия Эриховича больше не изменялись.

Вечером 2 ноября к Г.Э. Лангемаку зашел В.П. Глушко. Они долго сидели и обсуждали какие-то дела, шутили, т. к. дети слышали смех, которым всегда сопровождались их разговоры. Перед уходом договорились, что завтра в Институте продолжат обсуждение появившейся идеи. Валентин Петрович спрашивал о том, как себя чувствует испытатель. Пока всё было хорошо, и реабилитация после облучения шла нормально. Мозг не градировал, но все это еще требовало продолжения серьезного наблюдения и очень внимательного исследования. Елена Владимировна пригласила к столу, и Валентин Глушко не смог отказать жене своего друга. Он, как всегда, осыпал ее комплиментами, чем вызывал улыбку Георгия Эриховича и заинтересованные взгляды детей.

Когда уходил, ничто не предвещало страшной развязки. Г.Э. Лангемак проводил друга до двери, а потом, как всегда, пошел за свой стол, чтобы продолжать работать над новой статьей. Через полчаса он встал и, подойдя к окну, закурил.

Зашла Елена Владимировна:

– А кто-то говорил, что бросил курить?

– Я не курю, я думаю, – спокойным тоном.

– Из-за меня ты снова начал курить… – грустно.

– Извини… – спохватился, вспомнив, что нельзя, и затушил сигарету.

– Ничего… – Она направилась к выходу из комнаты.

– Как же все это похоже на тюрягу… – обреченно.

Через час в дверь постучали. Дверь открыла вдова

Б.С. Петропавловского, увидела энкаведешников, обернулась и, не выпуская дверной ручки, позвала Г.Э. Лангемака.

Ордер на арест Г.Э. Лангемака. Москва,

2 ноября 1937 г. ЦАФСБ РФ

Когда он появился в дверях комнаты, сотрудник НКВД Васильев грубо отодвинул ее и пошел к нему навстречу. Следом за ним прошел и его товарищ Харитоненков. Третий – представитель домоуправления дворник Ханин остался около открытой двери в квартиру.

Васильев предъявил ордер на арест и, пройдя в кабинет, начал производить обыск. Сначала Г.Э. Лангемак попытался что-то сказать, но его грубо оборвали, что если будет надо, то спросят сами. Конструктор попытался подойти к окну, но его не пустили. Всё поняв, он успокоился, и когда ему показали на кресло, то с этого момента он молча сидел и безразличным взглядом смотрел, как Васильев и Харитоненков громили комнату.

Анкета арестованного Г.Э. Лангемака. Москва, 3 ноября 1937 г. ЦА ФСБ РФ

Вероятнее всего, он думал о семье и о своем друге. Сможет ли он полностью восстановиться или нет… Главное, что успели спрятать архив. А теперь пусть ищут. Самое главное они не найдут.

Увели его под утро. Он накинул на плечи шинель и, придерживая ее левой рукой, стал прощаться с женой и старшей дочерью. Младшая, несмотря на сильный грохот, проспала весь арест. Еще раз повторив, что это недоразумение и он скоро вернется, в правую руку взял собранные наспех предметы личной гигиены, завязанные в узел из маленькой простыни. В той же руке он нес и фуражку.

И только забиравшие его работники НКВД знали, что он уходит уже навсегда… В эту же ночь забрали и И.Т. Клеймёнова1.

Арест был подобен удару. Г.Э. Лангемак не ожидал такого хода событий. Не подозревая об аресте И.Т. Клеймёнова, он всю дорогу и первые часы нахождения на Лубянке все же пытался убедить сотрудников НКВД, что это ошибка, надеясь, что они поймут это и отпустят его к семье и на любимую им работу… Даже когда спарывали петлицы, Г.Э. Лангемак надеялся, что это на несколько дней максимум. Несмотря на то что еще дома он все понял, первое время его все-таки не оставляла надежда на скорейшее разъяснение ситуации, ведь в сознании советского человека репутация органов государственной безопасности тогда была очень высокой.