Brainiac. Удивительные приключения в мире интеллектуальных игр - Кен Дженнингс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ажиотаж не спадает. Меня называют персоной недели в World News Tonight Питера Дженнингса и одним из десяти «Самых выдающихся людей» 2004 года, по версии Барбары Уолтерс (похоже, год выдался так себе). Когда меня попросили сняться в одном из эпизодов «Улицы Сезам», сбылась еще одна детская мечта — мы с Гровером[219]послушно расписывали все достоинства употребления в пищу свежих фруктов. Я становлюсь главным героем традиционного шуточного постера-вкладки на задней обложке журнала Mad. Я увлекся новым для себя занятием — эгосерфингом. Прекратил я эту практику только тогда, когда количество упоминаний моего имени в сети перевалило за 50 тысяч. Надоело. «Завязке» способствовал и тот факт, что Минди обнаружила несколько фанатских сайтов, заведенных в интернете моими новоявленными юными поклонницами.
Некоторые формы оказания внимания довольно причудливы. Я польщен, но в большей степени все же смущен, когда наталкиваюсь в сети на чьи-то эротические «слэш»-фантазии Дженнингс / Требек (слэш — это вид фанфиков по мотивам известных произведений, в которых описываются гомосексуальные отношения персонажей, например Кирка / Спока, Фродо / Сэма, а также реально существующих личностей). Некие озабоченные в большей степени политикой граждане изготовили и стали приклеивать к бамперам машин стикеры Дженнингс / Требек ’04. Похоже, в Конгрессе кто-то это заметил, потому что мне звонили два парламентария и на полном серьезе спрашивали, правда ли, что я собираюсь баллотироваться в Сенат. Рекламный художник из Солт-Лейк-Сити Кен Р. Дженнингс, который имел несчастье указать свой телефон в справочнике «Желтые страницы», замучился от бесконечного потока посылок, писем от сумасшедших и телефонных звонков посреди ночи.
«Алло, это Кен Дженнингс?»
«Нет. Его нет. Он сбежал вместе с Ванной Уайт»[220], — однажды ответил он одному из ночных поклонников, обрывающих телефон.
Вихрь внезапно свалившейся славы одурманивает меня. Я в очередной раз недооценил чудовищную силу и привлекательность тривии, которая снова и снова с определенной периодичностью переживает всплески популярности. Сегодня на гребне этой волны очутился я. По натуре я человек довольно тихий, непубличный, и мне непросто привыкнуть к тому, что я повсюду привлекаю к себе пристальные взгляды, к просьбам дать автограф или со мной сфотографироваться, к тому, что незнакомцы повсюду тычут пальцами, выкрикивая мое имя (особенно если считать таковым «Чувак из Jeopardy!» или «Эй, Jeopardy!»). Jeopardy! транслируют ранним вечером, когда большинство работающих людей еще не вернулись домой, поэтому целевая аудитория программы — люди около 70 и за 70. У внимательных зрителей такая демографическая картинка не должна вызывать удивление — большая часть рекламного времени в программе отдана клею для зубных протезов, подгузникам для стариков, рецептурным лекарствам и тому подобному. В результате мои походы в супермаркет зачастую затягиваются благодаря встречам с чудесными скрюченными бабулями, мечтающими рассказать мне какой-нибудь особенно длинный и «увлекательный» случай из своей жизни. С детьми веселее — они робко глазеют снизу вверх в то время, как хвастливая мамаша уверяет меня, что ее маленький гений теперь старается усерднее заниматься в школе, чтобы когда-нибудь стать таким же великим и непобедимым чемпионом в Jeopardy!. Я по-настоящему тронут тем, что моя юношеская одержимость Jeopardy! еще жива среди интересующихся математикой и не особенно физически одаренных представителей подрастающего поколения. Будущее тривии в надежных руках!
Помимо впечатляющей возможности заглянуть за кулисы больших медиа и временного статуса супергероя у подростков, третьим важным пунктом моей «звездной» программы становится встреча со знаменитыми чемпионами телеигр прошлого. Мне было шесть лет от роду в 1980-м, когда Том Макки провел рекордную серию из 43 игр в телешоу Tic Tac Dough. Том был мечтой телевизионного продюсера: красавец-мужчина, пилот военно-морской авиации с тонкими светлыми волосами и пронзительными голубыми глазами, к тому же недавно женившийся на миловидной девушке. По счастливому совпадению он был еще и отличным игроком в тривию, заработавшим за два месяца эфиров призов и наличных денег больше, чем на $300 тысяч. Сейчас Том живет в Мэриленде и занимается недвижимостью. Когда они с женой Дженни пригласили нас с Минди поужинать в Вашингтоне, я встретил слегка поседевшего человека, состригшего свои роскошные мужественные усы — привет из 1980-х. Его речь обильно сдобрена ругательствами, вроде «срань господня», что нисколько не мешает ему перед трапезой покорно воздавать хвалу Господу. Трапезничаем мы посреди неистовой толпы богатеев в стейкхаусе The Palm. Мы с Томом быстро находим общий язык: пока один из нас пересказывает эмоциональные перипетии и траекторию своей победной серии, другой понимающе кивает в ответ. Некоторые тонкости, которых мы касаемся в разговоре, мало кто еще смог бы понять по-настоящему. Самый приятный момент, по словам Тома, состоит в том, что его уже почти десять лет как перестали узнавать на улице.
Рут Горовиц — еще один член нашего маленького клуба. Ее сверхъестественные способности в решении ребусов позволили ей в 1966 году победить в 20 играх подряд проекта Concentration, после чего организаторы вынудили ее уйти непобежденной. Она написала мне из Флориды е-мейл с интонацией бабушки, поздравляющей внука. Несмотря на прошедшие 40 лет, она живо описала пору своей боевой юности и истории, происходившие с ней во время съемок Concentration: как ведущий Хью Доунс ругал ее за то, что она слишком быстро расщелкивает головоломки, не давая разыграть серьезные призы, как она потеряла десять фунтов в течение двух съемочных недель, как сотрудник Федерального бюро по контролю за телекоммуникациями отловил ее прямо в дверях дома и заставил разгадывать ребусы, чтобы убедиться, что ее победы не подстроены. Вдобавок к Тому и Рут все звезды Jeopardy! прошлых лет, которыми я восхищался с раннего детства, вышли из небытия и так или иначе проявили себя по отношению ко мне. Мне нравится чувствовать себя частью аристократического братства, сложившегося еще во времена кинескопов. Это простое и понятное желание находиться в одном пантеоне с героями моей юности. Я продолжал втайне ждать того момента, когда затворник Чарльз Ван Дорен почтит меня своим вниманием и, появившись у дверей моего дома, одарит рукопожатием знаменитого чемпиона телеигр. Печально, но этого не произошло.
Я не могу теперь оставаться на публике неузнанным. По этой причине, припарковавшись только что на стоянке бара в Веймуте, немного к югу от Бостона, я пытаюсь применить различные способы маскировки, пока солнце еще не спряталось за деревьями.
«Мы принесли тебе фирменную бейсболку Red Sox, — говорит Черри Марторана. — И вот это! — Она передает мне стопку масок в виде соединенных вместе смешных очков и носов. — Что, перебор?»
Сверху стопки находится нечто под названием Chop Suey Specs, маска с узкими глазами, надев которую я бы, вероятно, нарушил федеральные антидискриминационные законы. «Ух ты! Неужели такие еще производят? — Я слегка шокирован. — Ну, в общем, да. Перебор. Давайте я просто пониже надвину на лоб бейсболку».