Шпион товарища Сталина - Владилен Елеонский

— Что? Говори!

— В общем, он благополучно перешел на танке СС через линию фронта. Напарник Василия Григорий Кулик был взят Шиловым в плен, однако ему удалось уйти. Сейчас он арестован, его допрашивают в штабе дивизии «Дас Райх».

Эрик страшно потемнел лицом и сжал кулаки. Он вдруг резко развернулся и с ненавистью посмотрел поверх хилой изгороди в огород Марии Ильиничны, но теперь там, кажется, никого не было.

В этот момент к Эрику подбежал запыхавшийся Гюнтер. Его форменная тужурка была расстегнута до пупа, он так спешил, что не успел застегнуть ее.

— Герр лейтенант! Срочно. Очень срочно…

— Что, красавчик, сногсшибательная новость? Русские сдали Москву?

— Н-нет, герр лейтенант… приказ из штаба! Нам предписано немедленно выдвигаться в район западнее Прохоровки. Будем прикрывать наступление дивизии «Дас Райх». Старшему лейтенанту Курту Валленштайну следует срочно явиться в штаб.

Курт кивнул так, словно знал о приказе заранее. Он наклонился к Эрику и, дохнув ему в нос сладким запахом шоколада, смешанного с запахом коньяка, сказал заговорщицким тоном:

— Эрик, к Прохоровке русские бросили большие танковые силы из резерва, но ничего у них не выйдет, вот увидишь. Чувствую, винтовочка твоя пригодится. До встречи на Прохоровских высотах!

Курт ушел, поигрывая подарком. Похоже, настроение у него улучшилось.

Эрик пристально посмотрел на Гюнтера и вдруг сменил неподвижный пугающий взгляд на кроткую добродушную улыбку.

— Гюнтер, ты хочешь оргию до небес?

— Н-нет, герр лейтенант!

Гюнтер растерянно заморгал ресницами, не совсем понимая, что имеет в виду командир. Поступил боевой приказ, а он…

Эрик покровительственно похлопал Гюнтера по щеке ладонью и, обняв за плечи, решительно увлек за собой по направлению к «тигру».

— Хочешь, по глазам вижу. Пойдем, зайчик, сейчас все будет!

«Тигр», взревев мотором, вмял в землю хлипкую огородную изгородь, с ходу врезался в угол хаты Марии Ильиничны, в две секунды превратил ее в груду пыльных развалин, выехал на улицу и остановился.

Из соседних домов на улицу мгновенно высыпали пожилые женщины и старики. Женщины в ужасе стали заламывать руки.

Старики застыли с каменными лицами, угрюмо глядя на разваленную хату и Эрика, который вылез из башенного люка с сигаретой в зубах и внушительной черной тростью в правой руке, — бравый, подтянутый, в ладно сидящей полевой форме и лихо заломленной пилотке.

Эрик спрыгнул с кормы «тигра» на пыльную дорогу и беззаботной походкой направился прямиком к сельчанам, которые сбились, как овцы, в испуганную кучу. Сзади за Эриком неотступно следовал Гюнтер с МП-40 наперевес.

Эрик стал по очереди подходить к каждому старику и женщине. Он тростью поднимал голову за подбородок и смотрел прямо в глаза ледяным взглядом, словно желая убедиться, что его на самом деле боятся. Гюнтер следовал за Эриком чуть поодаль, держа сельчан на прицеле.

— Где ист здесь глупый старух, давай, давай! — вдруг, взвизгнув, сказал Эрик и указал тростью на разрушенную хату. — Он ист преступник, давай, давай! Где ист глупый он? Говорить!

Лица сельчан мгновенно сделались восковыми. Эрик в ярости замахнулся тростью на толпу, но она словно окаменела.

— Говорить!

Сельчане, потупив взоры, застыли перед Эриком. Худющий глазастый старик в выцветшем от времени зипуне, который он небрежно напялил на голое тело, и донельзя жеваных, пережеванных синих холщовых штанах вдруг растерянно пожал плечами. Его редкая, словно выдранная ногтями, седая бородка слегка затряслась.

— Дэк хто ж ее знает!

Эрик, вдруг резко исказившись в лице, постучал массивным бронзовым набалдашником трости по голове старика, словно в дверь его хаты. Старик замер, он совершенно никак не реагировал на удары, как будто его голова вдруг сделалась деревянной.

Эрик расхохотался. Он опустил трость, повернулся к Гюнтеру и сказал ему по-немецки:

— Гюнтер, вспомни русского крокодила в Сталинграде! Помнишь?

— Помню, герр лейтенант!

— Что-то ты давно не устраивал хоровод, а? Шалишь, бродяга!

— Я не хочу, герр лейтенант!

— Нет, Гюнтер, чумазый засранец, ты хочешь!

«Тигр» застыл посреди широкой сельской улицы. Вокруг него, плача, сцепившись за руки, медленно брели женщины и старики.

По версии Эрика, сельчане вели вокруг «тигра» веселый русский хоровод. Время от времени он подбадривал кружение в хороводе энергичными пинками, не стесняясь бить подошвой сапога стариков и женщин.

Вальтер, Гельмут, Макс и Гюнтер стояли чуть поодаль. Танкисты криво улыбались, наблюдая за унылым, пугающим хороводом, и нервно курили. Они, кажется, предчувствовали что-то недоброе.

Вначале экипаж робко пытался отговорить командира от непонятной затеи. Когда танкисты поняли, что Эрик закусил удила, они разом умолкли.

— Где ист глупый старух? — громко сказал Эрик. — Говорить! Хоровод пока ист нихт говорить. Дас ист плохо. Если хоровод говорить, дас ист гут. Ферштеен?

Горестный плач в хороводе становился громче. Кто-то периодически спотыкался, кто-то падал, тогда на время горестное кружение прерывалось.

Эрик размахивал в воздухе тростью, как волшебной палочкой. Упавшие сельчане снова испуганно вскакивали на ноги. Нестройный хоровод продолжал свое печальное движение.

Эрик со злостью требовательно оглянулся на замерший в нерешительности экипаж «тигра». Из всех отозвался лишь Вальтер.

Сжав челюсти на своем четко очерченном мертвенно-бледном лице крестоносца, он подскочил на помощь Эрику и энергичными пинками в два счета разогрел хоровод. Кружение стало более быстрым, но оставалось безрадостным.

Эрик поднял трость над головой.

— Я ист вас убивать! Где ист старух? Говорить!..

— Дэк хто ж ее знает, — вдруг сказал, пожав плечами в хороводе, все тот же глазастый худющий старик в зипуне.

Эрик, взвыв дикой кошкой, вырвал старика из хоровода и ловкой подножкой сбил с ног. В следующий миг он резко замахнулся своей смертоносной тростью, целя старику прямо в висок. Старик вытянулся на земле, закрыл глаза и замер, словно уже умер.

Эрик махнул тростью раз, другой, да так, что загудел воздух. Старик не шелохнулся и не открыл глаза.

Вальтер с силой ударил пожилого сельчанина носком сапога под ребра. Та же самая реакция! Тогда Эрик в дикой ярости размахнулся так широко, словно в самом деле на этот раз вознамерился проломить упрямому старику череп в назидание всем другим упрямцам.

— Эй, гутен-гутен, чего шумишь, забыл чего?