Шпион товарища Сталина - Владилен Елеонский

— Что, Мария Ильинична?

— Ненадежный он человек. Берегись, мальчик!

— Хорошо, постараюсь.

— Да ты чего, бабуся, — взвившись, громко сказал Григорий. — Да брось ты, бабуся!

— Какая я тебе бабуся? Супостат! Зло творишь, пузо почесывая.

— Да ты, бабуль, внимательнее смотри!

— Чего на тебя смотреть? Супостат!

Мария Ильинична с чувством плюнула Григорию под ноги. Тот отскочил назад, словно ему в ноги полыхнуло жаркое пламя, и очутился в руках Седова.

Шилов шагнул к Марии Ильиничне и протянул ей туго набитый немецкий ранец. Она всплеснула руками.

Шилов поклонился пожилой женщине.

— Спасибо вам, дорогая, вы соль нашей земли. Здесь трофейные галеты и консервы. Возьмите! Чуть-чуть еще потерпите. Скоро окончательно погоним фашистов взашей!

— Благодарю, дорогой ты мой, — сказала Мария Ильинична, беря подарок. — У нас детки голодают. С Богом, ребятки! Вражья сила зубы об вас обломает. Увидите.

Шилов тепло обнял Марию Ильиничну за плечи. Скупые слезы потекли по ее вымазанным в саже щекам.

— Болт и гайка, вместе шайка, едем к фрицам: «Шнапс давай-ка!» — нараспев сказал Седов и ткнул своим острым коленом Григория в мягкий, как тесто, зад. — Полезай в танк, лапша. Смотри у меня! Дернешься — пристрелю.

Григорий жирным мотыльком вспорхнул на корму Т-34 и вдруг с ужимками мартышки неожиданно ловко влез в башенный люк. Мария Ильинична только головой покачала, глядя на выкрутасы пленного эсэсовца.

Вдруг она повернула голову и посмотрела Шилову прямо в глаза.

— А вы как же без продуктов, мальчик? Вам хорошо питаться надо. Ваш пленный все сало прикончит, ничего вам не оставит!

— Не волнуйтесь, в танке еще один точно такой же ранец с продуктами имеется. Нам хватит!

— Будь осторожен, Миша. Предатели в ваших штабах сидят и на смерть вас посылают. Самостоятельность сковывают. Того, кто сметку проявляет, свое мнение имеет, опасным считают. Выполняй приказ без разговоров и погибай, вот их людоедская мораль, бросают на танки без поддержки, хотят, чтобы самые лучшие люди гибли, и как можно больше, чтобы обескровить нашу великую армию, только ничего у них не выйдет. Медведь наш не позволит! Он даже не проснется, просто с боку на бок перевернется. Помни, что я тебе говорила. Поверженный Берлин увидишь, славу великую узнаешь. Вижу монету какую-то старинную, кажется, германскую, она разломана пополам, не пойму к чему. Ах, совсем старая я стала!

— Сила в вас неимоверная. Откуда?

— Со страхом подружилась. Кипяток с ним вместе пью, жаль, сахара нет!

Тихое светлое июльское утро пришло незаметно. Мария Ильинична, вся в земле и золе, с ржавой лопатой в руке замерла в своем огороде над свежим прямоугольником земли размером примерно полтора на два метра.

— Батюшки мои! Видно, что могила?.. Конечно, видно. Ах, ребятки, говорила вам, надо было шире окопать!..

Вдруг сзади раздался нудный скрип калитки. Мария Ильинична настороженно обернулась.

В огород ступил улыбающийся Эрик в приталенной черной полевой форме танкиста и лихо заломленной пилотке. В зубах у него торчала зажженная пахучая французская сигарета, а правая рука небрежно сжимала крепкую трость с массивным бронзовым набалдашником.

Мария Ильинична выронила из рук лопату. Эрик подошел вплотную и нагло уставился в глаза пожилой женщины. Мария Ильинична стала в растерянности теребить испачканный землей светлый передник с красными замысловатыми узорами.

— Видать, пришел мой последний час.

— Гутен морген… матка!

— Гутен-гутен… забыл чего?

Эрик вынул сигарету изо рта и, описав в воздухе загадочный круг рукой, в которой была зажата между пальцами сигарета и трость, пыхнул сигаретным дымом прямо в лицо пожилой женщины. Она стояла неподвижно, ни один мускул не дрогнул на ее лице.

Эрик вынул из расстегнутого нагрудного кармана полевой тужурки книжечку бежевого цвета со звездой на обложке, раскрыл ее и поднес к глазам Марии Ильиничны.

Пожилая женщина недоуменно посмотрела на книжечку. Прямо перед ее носом застыли дымящаяся сигарета, набалдашник трости и раскрытая книжечка.

— Смотреть, смотреть, матка!

— Без очков не вижу.

— Смотреть, смотреть!..

Эрик поднес раскрытую книжечку еще ближе. Сельчанка пыталась отвести лицо в сторону, но Эрик, упершись набалдашником трости в ее щеку, вернул лицо обратно. Волей-неволей Марии Ильиничне пришлось прочитать на первой страничке книжечки надпись, напечатанную крупным шрифтом: «Удостоверение личности военнослужащего Советской армии № 102756».

Ниже в пустые пробелы было вписано густыми фиолетовыми чернилами следующее: «Младший лейтенант танковых войск» и чуть ниже «Шилов Михаил Афанасьевич». В нижнем левом углу странички была вклеена черно-белая фотография самого Шилова в форме младшего лейтенанта танковых войск. Не узнать мальчика, которого она выходила на колокольне, было невозможно!

Мария Ильинична невольно расширила свои мудрые красивые глаза. Эрик внимательно следил за ее реакцией и вдруг требовательно приставил набалдашник трости к сухой груди пожилой женщины.

— Ты ист укрыватель, ты ист государственный преступник! Говорить правда, не то я ист тебя, ист убивать. Ать-два, убивать! Чик-чик, раз-два. Тебя ист убивать. Ферштеен?

Мария Ильинична минуту смотрела на Эрика. Улыбка вдруг мигом сошла с его лица, а глаза сделались страшными, словно какое-то неудержимое безумие в одно короткое мгновение вселилось в них.

Пожилая женщина негромко кашлянула. Трость продолжала больно упираться прямо в грудь, и Мария Ильинична вдруг резко отбросила ее.

Эрик недобро сжал в ответ губы. Пожилая женщина небрежно махнула рукой.

— Был здесь! Ваши его увезли. Понял? Ваши на танке увезли его. Танк пятнистый такой. Понял?

— Найн, ты ист лгун! Ты ист глупый старух.

Судорога исказила лицо Эрика. Он вдруг резко замахнулся тростью на Марию Ильиничну, явно намереваясь ударить в висок.

Мария Ильинична вдруг смешно наморщила лицо, на ее ясных глазах выступили крупные слезы. Она как-то странно качнулась и внезапно упала перед Эриком на колени.

Эрик в недоумении остановил руку с тростью. Палка грозно замерла над самой головой Марии Ильиничны.

Пожилая женщина сложила руки на груди и умоляюще посмотрела Эрику прямо в глаза.

— Гитлером клянусь!

Эрик секунду или две смотрел в страдальчески застывшее лицо русской сельчанки колючим недоверчивым взглядом, потом вдруг опустил трость, поднял рот к небу, словно вознамерился проглотить солнце, и громко расхохотался.