Комбат. Беспокойный - Андрей Воронин

* * *

Примерно на середине склона Сергей Казаков вдруг остановился и, включив фонарик, посветил им в неглубокую промоину. Потом спустился на дно и некоторое время возился там, хрустя какими-то ветками и шурша сухой травой.

– Ты чего, Серега? – вполголоса спросил Борис Иванович.

Вместо ответа Казаков, выпрямившись, показал ему короткоствольный пистолет-пулемет популярной у спецслужб всего мира модели МП-5. В луче фонарика, с которым уже начал соперничать пока еще бледный свет разгорающегося утра, было видно, что вороненый ствол и казенник слегка тронуты ржавчиной.

– Все на месте, – сказал Сергей.

– Ну, и на кой тебе эта пукалка? – спросил Рублев. – Мало железа на себе тащишь?

– Не в этом дело.

Казаков равнодушно бросил под ноги пистолет-пулемет, протянул снизу руку, и Борис Иванович одним мощным рывком, как морковку из сырой земли, выдернул его вместе с тяжеленным рюкзаком и прочей амуницией из промоины. Поправив на плечах широкие стеганые лямки, капитан погасил фонарик, и они двинулись дальше, шурша сухой травой и внимательно глядя под ноги.

– Не в этом дело, Иваныч, – повторил Сергей. – Просто хотелось убедиться, что у меня с головой все в порядке. Раз все это барахло лежит там, где я его оставил, значит, я действительно тут был. А то, когда Николай давеча в кафе пошутил: а вдруг, мол, ты чего-то нанюхался и тебе все это привиделось, – я, откровенно говоря, струхнул. А вдруг, думаю, правда? Квартиру обманом отняли – так это, знаешь ли, с кем не бывает. Пить надо меньше, как говорится… Но остальное-то! Это же в страшном сне не приснится!

– То-то, что не приснится, – угрюмо произнес Рублев. – Такое только наяву и бывает, а сны – это так, вихревые токи в коре головного мозга…

– Чего? – опешил Сергей. – Ты сам-то понял, что сейчас сказал?

– Нет, – откровенно и торжественно, как в судебном заседании, признался Рублев. – А надо?

Казаков невольно фыркнул и зашагал веселее. Они двигались почти строго на восток, и рассвет занимался прямо по курсу. Солнце еще не поднялось, но в жемчужно-сером предутреннем свете уже можно было разглядеть каждую травинку, не говоря уже о приближающейся с каждым шагом грозной надписи на бетонном заборе: «Стой! Запретная зона. Стреляют без предупреждения».

– Если после твоего побега они догадались выставить часовых, тут нам и абзац, – словно прочтя его мысли, сказал Борис Иванович.

– Ночью на минном поле, конечно, было бы веселее, – огрызнулся Сергей, возражая не столько ему, сколько себе. – Да и кого они выставят, каких таких часовых? Там, внизу, их не так много, чтобы держать оцепление вдоль всего забора и заодно нести службу в бункере. А матросиков с базы привлекать – значит рисковать рассекретить объект. А то еще который сообразит, что до моря по прямой рукой подать, и рванет в самоволку – купаться. Аккурат через минное поле…

– Да, – покряхтывая под тяжестью рюкзака со взрывчаткой, согласился Рублев, – хорошая все-таки штука – секретность. Особенно в нашем, российском исполнении. Охрана, которая ведать не ведает, что она охраняет, – это уже не охрана, а так… греческий хор.

– Греческий хор… – с легким изумлением повторил Сергей. – Да ты, никак, книжки читать начал?

– Погоди, я их еще писать начну, – пригрозил Борис Иванович. – Что ж мне, до старости людям морды ломать?

– Людям? – многозначительно переспросил Сергей.

– А хоть бы и нелюдям. Кулаки-то не казенные, да и возраст уже не тот…

– Ну-ну, – с сомнением произнес Казаков. – В добрый час. Воображаю себе этот опус в жанре экшн: «Этот этому как даст, этот покатился»…

– Не споткнись, Серега, – заботливо предупредил Борис Иванович.

Они шли гуськом, след в след – скорее по привычке, чем в силу необходимости, – и Казакову пришлось оглянуться через плечо, чтобы проверить, не обрела ли только что произнесенная, небрежно замаскированная заботливым тоном угроза каких-либо зримых, осязаемых форм.

– Уже и пошутить нельзя, – проворчал он, убедившись, что опасность с тыла ему не грозит.

– Шутка шутке рознь, – назидательно ответил Рублев. – Я ведь хоть и будущий, но писатель все-таки. А писатели, как покойники, любят, чтобы о них отзывались либо хорошо, либо никак.

– Так это все любят, а не одни только писатели, – резонно заметил Сергей. – Сроду не встречал человека, который радовался бы критике, пусть даже самой справедливой и конструктивной. Взять себя в руки, стерпеть и адекватно реагировать – это сколько угодно, а радоваться – ну кем это, скажи на милость, надо быть, чтобы от радости в ладоши хлопать, когда тебя, такого расчудесного, с головы до ног белого и пушистого, почем зря на все корки ругают? Ну и что, что за дело? Я ж хороший – могли бы, кажется, понять, простить и промолчать, не ранить мою тонкую, уязвимую натуру…

Он остановился и со вздохом облегчения бесцеремонно сбросил в траву у подножия бетонного забора набитый верной смертью рюкзак.

– Перекурим, командир? – предложил он.

Борис Иванович тоже снял рюкзак и посмотрел на часы.

– Перекурим, – решил он, усаживаясь на центнер тротилового эквивалента, как на подзеркальный пуфик, и доставая сигареты. – А то, боюсь, потом будет уже не до перекуров. – А я ж тебе о чем, – сказал Сергей, давая ему прикурить. – Вообще, Иваныч, – продолжал он, усаживаясь прямо на землю и приваливаясь лопатками к своему рюкзаку, – что-то мне не по себе. Я ведь не зря сомневался: а вдруг это все мне померещилось? Я и сейчас, откровенно говоря, немножко сомневаюсь. Потому что – ну невозможно же! Там, внизу, охрана налажена четко. У них даже когда кто-то в сортир по нужде идет, и то, по-моему, сигнализация срабатывает. А я ушел себе спокойненько, и – тишина… Поискали, не нашли, плюнули и рукой махнули: черт с ним, нового купим. Не бывает так, понимаешь? Весь этот побег от начала и до конца – штука абсолютно невероятная, мне бы такое рассказали – не поверил бы, на смех поднял бы…

– Ну, правильно, кто же спорит, – рассудительно ответил Борис Иванович. – Только ты кое-что забыл. Во-первых, тебе просто повезло. В такой ситуации встреча инженера по вентиляционным системам и человека с твоей подготовкой и впрямь сродни чуду. Во-вторых, тебя, дружок, со дня поступления в Рязанское училище как раз этому и обучали – совершать невозможное. А что искали тебя спустя рукава, так вот именно – на что ты им сдался? Ну, сбежал бездомный пьяница без документов, и что с того? В байки его никто не поверит, а если станет упорствовать, рано или поздно попадет либо в сумасшедший дом, либо к человеку, который полностью в курсе дела… а оттуда, сам понимаешь, на участок кладбища, где бомжей и неопознанных хоронят. И чего за ним гоняться, одышку наживать? Все в точности так, как ты сам говоришь: сбежала из лаборатории белая мышка – не беда, другую купим…

– Все так, – вздохнул Сергей, – но все равно чудится мне в этой истории что-то не то… А тут еще этот Бородин!