Убийство девушку не красит - Лидия Ульянова

В предпоследний вечер они крепко выпили. Вроде бы начали прилично и размеренно. Под неспешный разговор под лучами заходящего солнца. Но разговор не клеился, и «Камю» под закуску из благородных сыров и винограда не пошел впрок. Отец заснул прямо в кресле, уронив на грудь голову, а Сергей блевал потом на природе, упираясь руками в шершавый ствол старого эвкалипта.

Проснулся Сергей с головной болью, гадким ощущением не помещающегося во рту языка, с дикой жаждой. Встал с трудом, чувствуя, как при каждом неосторожном движении внутри головы начинает перекатываться тяжелый шар. С трудом добрался до ванной, долго стоял под упругими струями холодной воды, проклиная себя за неумение пить.

Посвежевший после душа, Сергей отправился на поиски отца и нашел его в гораздо более приличном состоянии, чем пребывал сам. Правда, старик тоже маялся похмельем, кряхтел и матерился.

– Отвык я так пить. А ведь какая была закалка, мать ее… Партийная закалка… за рупь не купишь.

Сергей впервые услышал, как отец ругается.

– Поехали… по магазинам, говна какого-нибудь накупим в дорогу.

Но Сергей твердо и решительно отказался, облекая свой отказ в плохо доступную пониманию непарламентскую фразу. Не оставшись в долгу, отец витиевато объявил, что раз так, то тогда они едут к крокодилам. Сергею на тот момент было абсолютно все равно, куда ехать: к крокодилам, так к крокодилам. А лучше вообще дома полежать.

Распорядившись готовить машину, отец достал из холодильника ледяную бутылку «Абсолюта».

– Папа, – простонал Сергей Кириллович, – не надо. Я не буду, меня от одного вида выворачивает. И тебе не нужно бы…

– Не учи отца е… – веско заметил Кирилл Сергеевич, – я хватку потерял, но опыт не пропьешь. Самое правильное – это по сто с утра. И все. И завязали.

Он разлил по соточке, и они молча, деловито выпили, закусив дольками янтарного ананаса. Оба сморщились, и отец ворчливо бросил:

– Надо бы селедкой или огурчиком соленым. А самое лучшее сейчас щец кислых тарелочку.

Но за селедкой или огурчиком идти было лень, а ждать, когда кто-нибудь принесет, – невтерпеж. Где-то глубоко внутри головы Сергея мелькнула мысль, что зря они затеяли опохмел, но отступать, как часто бывает в таких случаях, было поздно. Да и ни разу не улыбалось выглядеть перед отцом этаким нюней, мальчиком-пай. Кроме того, водка удачно и уютно улеглась в желудке, принося незначительное облегчение и некоторое просветление в голове. На всякий случай Сергей Кириллович по-хозяйски плотно закрутил пробку и сунул чуть початую холодную бутылку в карман бермудов. Возможно, это было уже перебором, потому что отец многозначительно крякнул, но заметил только:

– Самое ценное не отморозь, – имея в виду соседство ледяного стекла с сыновним тазом.

Они загрузились на заднее сиденье, и молчаливый загорелый водитель, старик ненамного моложе отца, повез их на крокодилью ферму.

«Куда едем? Зачем? Какие еще к чертовой матери крокодилы, если завтра все закончится?» – недоумевал Сергей. Он был готов взять командование на себя, резко развернуть машину и приказать двигаться в обратный путь, но куда? Куда бы они сейчас ни поехали, везде тупиком ожидала бы их предстоящая разлука. Так не все ли равно? Почему не к крокодилам?…

Но водка с ананасом сделала свое дело, сработала как анестезия для воспаленной души, отодвинула на задний план действительность, оставив место лишь неясным, ватным ощущениям. От фермы в памяти Сергея отложились только маленькие пирожки с крокодильим мясом – ничего особенного, средней паршивости домашние пирожки, бабушка лучше умела. Но под припасенную водку сошли…

Еще запомнились висящие связкой маленькие высушенные крокодильи лапки-брелоки – вещественные доказательства массового крокодильего душегубства. От вида этих лапок, от пирожков, похожих на пирожки с курятиной, от фокусов и полуцирковых номеров с дрессированными рептилиями Сергея затошнило. Стало жаль томящихся за сеткой животных, с детства наводивших панику на неокрепшую психику словами из «Краденого солнца». Как ни навязывали Сергею чудовищные брелоки из прикрепленных к металлическому кольцу отрезанных лап, снижая и снижая цену, он категорически отказался. Даже отцу не позволил подарить ему шикарную деловую папку из крокодильей кожи, сказал, что этот кошмар будет тогда преследовать его до конца жизни.

Чтобы сгладить впечатление от фермы, они еще немного выпили, но водка в кармане согрелась, стала противно теплой и отказывалась глотаться. После этого они еще куда-то ехали, шли, ели, снова ехали, пока не оказались отчего-то в Университете.

Что их, двух старых, пьяных дураков занесло в Университет? И там, в Университете, они лежали прямо на газоне вместе со студентами, разглядывая блеклое осеннее небо через кружевную зелень листвы старых-престарых, помнящих колонистов деревьев. Вековые корпуса были сплошь увиты таким же вековым плющом, только проглядывали рыжие черепичные крыши. Наверняка оба они казались местным студиозусам стариками, ведь их отцы были примерно одного с Сергеем возраста. И пьяному Сергею Кирилловичу впервые пришла в голову мысль, что и у него мог бы быть такой же крепкий и продвинутый отрок, который мог бы лежать сейчас под деревьями в компании отца и деда…

После Университета были яхт-клуб, океанариум, Ватер-фронт. На Ватерфронте они оказались уже в темноте, но все здесь кипело, жило и веселилось. Пытались посмотреть представление, даваемое в щедро подсвеченном Агфа-амфитеатре, но Сергей Кириллович постыдно заснул и проспал до самого конца. Потом они пили пиво на понтоне, заедая его обжигающе горячим ассорти из морепродуктов, потом зачем-то слонялись по Cape Grace Отелю и даже танцевали в ночном клубе.

Как они оказались дома, Сергей совершенно не помнил.

Пришел в себя Сергей, аккуратно разбуженный отцовским экономом. Пора было приводить себя в порядок и ехать в аэропорт.

Времени оставалось настолько мало, а состояние было настолько скверным, что думать и говорить о горечи расставания не было сил. Как не было сил и просто говорить. Хотелось уже поскорее закончить все, отрубить одним махом, не истязая ни себя, ни старика.

Перед самым отъездом отец вынес из своего кабинета небольшой пластиковый пакет, дрожащей рукой протянул Сергею и попросил обязательно передать матери.

– Серый, это мои к ней письма. Я писал ей, а отправить так и не удосужился. Не в службу, а в дружбу: отвези ей, пусть она знает…

Голос его дрогнул, и Сергей не узнал, что же именно должна была знать мама. Отец не досказал, а сам он постеснялся спросить.

– Отец, слово даю, отвезу и передам. А если она захочет ответить?

– Адрес знаешь, – резче, чем нужно, ответил отец. – Не захочет читать, тогда просто сожги…

В аэропорт отец не поехал: долгие проводы – лишние слезы. Крепко обнялись на дорожке возле крыльца, постояли, пытаясь телом запомнить тепло другого тела. Отец оторвался первым, и Сергей, глядя ему в глаза, понял, что кто-то из них должен прервать это первым. Он не знал, что нужно сказать напоследок: «До свидания, отец» или «Прощай, отец», и смог лишь выдавить из себя: